— За последнюю секунду ты множество раз покинула эту комнату, — говорит Бо.
— Как думаешь, что Винк и Олли скажут на то, чтобы отправиться в Америку со мной? Я могла бы взять их под опеку, как сыновей, или, по крайней мере, как младших братьев.
Его звездная ямочка появляется на гладкой щеке.
— Думаю, Винк последует за тобой куда угодно, а куда Винк, туда и Олли.
От моего удивления его ямочка становится заметнее. Я знакома с Винком всего несколько дней. Возможно, я первая близкая особа женского пола за всю его недолгую жизнь, и, не зная матери, он каким-то образом успел ко мне привязаться. Что-то пробуждается глубоко внутри меня. Спина выпрямляется, ноги прочнее упираются в пол. Как будто у меня до сих пор было недостаточно причин отправиться в Америку, к ним добавляются еще две.
Ямочка исчезает.
— Но не спрашивай их, если не уверена, что тебе нужна такая ответственность.
Я киваю. Я жила под ярким светом надежды. Я знаю, как она гаснет, когда очередное выгодное дельце Ба оборачивается провалом. Забота о двух подопечных — непростое дело. Таскать им ириски и тапочки — это одно, но если придут трудные времена, смогу ли я найти для них еду и крышу над головой? Что случится, когда они начнут сомневаться во мне? Они могут возненавидеть меня, если я буду с ними строга. В конце концов, Джейми решил, что я слишком люблю командовать. Может быть, поэтому, пусть и лишь отчасти, он ушел?
«Титаник» качается, словно испускает глубокий вздох, и шепот океана доносится до нас словно странная музыка.
— А ты бы хотел когда-нибудь отправиться в Америку?
От собственной смелости у меня пылают щеки.
Он замирает, и мне ужасно хочется забрать свои слова назад. Затем я вижу смешинки в его темных глазах.
— Хочешь и меня тоже взять под опеку?
— Нет, — отрезаю я.
Он выпрямляется, и веселье на его лице сменяется сожалением.
— Даже если бы я хотел, я не могу поехать в Америку. Я в долгу перед Аном.
— Ты о чем?
— В следующем году Фонг празднует свой шестидесятый день рождения. — Упоминание имени врага заставляет его сжать губы. — Китайцы верят, что шестьдесят лет — это первый полный круг жизни. Я хочу быть рядом, чтобы напоминать про кровь на его руках. Неудачи последуют за ним и на второй круг.
Ба так и не дожил до шестидесяти. Как и мама.
— Если твой брат любил тебя так же, как ты его, могу поспорить, он не хотел бы, чтобы ты тратил жизнь, изображая дурное знамение. Фонг, может быть, и не божий одуванчик, но ведь это не он убил твоего брата.
Я понимаю, что и Джейми делает то же самое, лелея злость на Ба, хоть это и не Ба убил маму. Они оба смотрят назад, когда все важное ждет впереди.
Бо снова мрачнеет, словно бутон пиона вянет, попав в вино. Мою кожу овевает прохлада, и все оживление улетучивается, оставляя только разочарование.
Стук в мою дверь раздается как раз в тот момент, когда я натягиваю на ноги самые теплые носки миссис Слоан.
— Это Эйприл.
Она врывается в каюту, одетая в простое изумрудное платье-футляр с хитрым разрезом сбоку, в котором виднеется черное кружево. Длинные черные перчатки скрывают ее руки. Я никогда не уделяла одежде много внимания, но платья Эйприл Харт заставляют это внимание обращать, равно как и тигр, прогуливающийся по улицам.
— Уже в кровать? — спрашивает она, оглядывая мою фланелевую ночную сорочку. Затем шагает к кушетке и ставит свой саквояж на нее.
— Завтра рано вставать. Твой, эм, план работает?
Она хватает меня за руки.
— Забудьте о филе миньон. Сегодня в меню «Дом Июля».
Совсем по-девчачьи взвизгнув, она принимается кружить меня по комнате, заставляя хохотать вместе с ней. Потом мы падаем на кровать, и потолок кружится над нашими головами.
— Значит, твой журавль
Она слегка фыркает.
— Кто-то спросил леди Люси Дафф-Гордон о «Доме Июля», и она сказала, что он вряд ли «переживет лето».
— О, так она остра на язык.
— Да, но, — ее глаза сияют, — она ни кусочка не проглотила за ужином. Заявила, что ее мучает морская болезнь.
Эйприл снова заливается смехом, и я тоже не могу удержаться.
Волна тоски, как глоток едва теплого чая, проходит сквозь меня. Всего за несколько дней я ощутила духовную общность с двумя молодыми женщинами, обе из которых никогда не смогут стать для меня кем-то б
Придя в чувство, я встаю и вытаскиваю розовое платье-брюки.
— Я придумала, как решить проблему с походами в туалет.
— О?
— Пуговицы спереди вместо спины.
Я поднимаю платье, чтобы она могла это себе представить.
— Пуговицы спереди подразумевают, что ты не можешь позволить себе горничную.
— А что, если их спрятать, как иногда делают на мужских рубашках?
Она постукивает пальцем по алым губам.
— Скрытый разрез.
— Да.
Сняв перчатку, она проводит мизинцем линию спереди брюк, словно прикидывая, где будут проходить пуговицы.