Удача любит смелых

— Ты сказал «практически», я не ослышался? — на всякий случай спросил. Не понравилось мне это уточнение.

— Да, Алеша, «практически», потому что реального авторитета у тебя с гулькин хрен, и подчиняться тебе вряд ли станут. По крайней мере до этого момента никто явного желания идти под твою руку не изъявлял. Тебя боятся — это плюс. Тебя не уважают — это минус.

— Ладно, это я понял. Согласен. Но почему именно меня в бригадиры?

— Пойдём одежку подберём по новому статусу, — Босяк расценил мои слова, как согласие. — По пути объясню.

Из медблока наш путь лежал в четвёртый корпус — почти что святая святых что тюрьмы, что стаба. Главная оружейная вместе с крылом охраны и кабинетом начальника этого прекрасного заведения. «Интересно, почему Седой не расположился в этом крыле?», — подумал я, видимо, вслух, потому что получил ответ.

— Потому что, сынок, — настроение Босяка явно поднялось после моего согласия на какие-то невиданные ранее высоты, ибо раньше панибратского «сынок» он себе не позволял. — Для человека высшей касты «вор в законе», располагаться в таком месте — западло. Может быть места тут новые, а люди старые.

— Понятно... значит имена старые — проблемы старые, а как понятия из родных миров таскать — так пожалуйста? — этот вопрос давно, практически с самого вливания в коллектив, интересовал меня, но всё не было повода задать.

— Наши «понятия» — скривился Босяк. — Это как правила джентельменского клуба, игроков в покер или, на худой конец, держателей борделя. Мы обязаны их придерживаться, чтобы оставаться теми, кто мы есть. Конечно, многие понятия во многих мирах расходятся, поэтому соблюдаются только основы-основ.

— О, дай-ка вспомню, — решил съязвить. — Что-то вроде извечного постулата «Не верь. Не бойся. Не проси»?

— Что-то вроде, — Босяк неопределённо помахал рукой, мол: «всё одно не поймёшь» и на этом замолчал.

Остаток пути до крыла охраны прошёл в молчании.

Крыло при этом выглядело так, словно там сначала устроили филиал мясницкой, потом разогнали мясников чем-то явно крупнокалиберным, а в конце устроили поистине легендарную вечеринку в Улье, забыв прибраться за собой на следующее утро.

— И это святая-святых вашего стаба? — всё ещё не веря своим глазам, переспросил, осматриваясь повторно.

— Да, — гордо ответил Босяк. — Единственное не тронутое с самого начала место, не обустроенное, только зачищенное от остатков заражённых первой группой иммунных.

Они, как гласит легенда, поняли, что хоть и попали в самую жопу, но в этой жопе увидели возможности! Побег Седой, как волевой лидер, отмёл сразу. Провианта на не обратившихся оставалось много, очень много, если учесть, что эта тюрьма изначально была рассчитана на пять тысяч человек плюс три десятка охранников. Поэтому оставалось только раздобыть оружие у обратившейся охраны, зачистить нечисть и начать обустраиваться на месте.

К счастью, большинство заключённых сидело в своих камерах в момент переноса, а группу с этого блока, в коей состоял и бессменный, почти что бессмертный, лидер стаба, вывели на прогулку во двор. Где их и настиг резкий кислотный запах. Суматоха, большинство без сознания, — Босяк явно вошёл в раж и рассказывал так, словно сам являлся участником тех событий. — Иные уже грызут соседей по камерам и своих надзирателей, часть из которых сама не прочь откусить лакомый кусочек человеческой плоти.

Как они тогда отбились, да и зачистили тюрьму потом — известно только Улью. Только вышел Седой в большой мир Стикса уже седым, — сказаны эти слова были с большой грустью, Босяк вздохнул и дал понять, что закончил рассказ.

Проникнувшись историей, даже на секунду забыл, что пришли мы сюда не за тем, чтобы я послушал очередную часть истории стаба. Причём, судя по царившему вокруг бардаку, весьма правдивую часть.

Так и стояли мы вдвоём посреди коридора, впитавшего этот металлический запах крови, сохранившего множество следов произошедшей тут когда-то битвы.

«Босяк как-то обмолвился, что Седой в Стиксе не первый век. Что-то мне подсказывает: это — не просто легенда, а суровая быль, надломившая одних и закалившая других. И если человек не просто сумел выжить в бойне, а удержать свою власть и после, в мирное время, то это достойно не только уважения, подчинения и страха, но чего-то большего», — переварив услышанное, как-то по-другому стал смотреть на ментанта.

— Хорошая история, а глядя на этот бардак, понимаешь, что ещё и правдивая. Но, разве Улей не должен эм, как бы это правильно сказать? «Омолаживать» своих подопечных?

— У людей, проживших тут всяко больше, чем мы просуществовали, есть несколько версий того, как вообще процесс омолаживания и старения в Улье происходит.