Учитель и его время

Многое из того, что осталось после Н. С. Молчанова, было связано с проблемами военно-полевой терапии. В государственном отношении это было наиболее существенной частью его наследия. Именно это осталось в руках его ученика – Е. В. Гембицкого. Другая важная часть наследия, связанная в основном с пульмонологией, развивалась в дальнейшем его сотрудниками по кафедре ТУВ. Все это позволяло тогда предположить, что на посту главного терапевта Советской Армии Молчанова должен был заменить Е. В. Гембицмий. Этому, казалось, не было альтернативы, настолько четко здесь прослеживалась преемственность школы. Да и возросшая в то время лояльность профессоров-терапевтов ВМА к нему, а это нетрудно было заметить, свидетельствовала в пользу этого предстоявшего выбора. Но решение оказалось иным. На высоком уровне сошлись на кандидатуре Ф. И. Комарова. Мне уже приходилось писать о нем в более ранних очерках. Это был тоже достойный выбор: клиницист широкого профиля, преимущественно гастроэнтерологического направления. Открытый по характеру и энергичный человек, ф. И. Комаров не был учеником Н. С. и продолжал традиции бывшей Военно-морской медицинской академии и ее терапевтической школы (профессора А. А. Нечаев, В. Т. Теплов, К. А. Щукарев, 3. М. Волынский).

Конечно, в связи с этим поворотом событий позиции Е. В. ослабели. Надо отдать должное ему, он принял эти перемены достойно, выразив желание тесню сотрудничать с новым главным терапевтом.

Жизнь пошла своим чередом. В 1973 г. кафедру ВПТ ждали трудности: возник пожар в здании, где она размещалась. Пришлось перебираться сначала на ул. Лебедева, а позже – в один из корпусов инфекционной клиники.

В декабре 1973 г. приезжал я к Е. В. с личной бедой: тяжело заболела моя восемнадцатилетняя дочь. Ставился диагноз: СКВ. СОЭ была 70 мм/ч в течение 4 месяцев. Олигоартрит, головные боли при отсутствии лихорадки и полисистемности поражений. Конечно, я тогда с ума сходил. Прямо с вокзала, в шинели прошел к нему в кабинет, посидел там (у него было совещание), а потом мы поговорили. К моей радости, он счел, что у Маши инфекционно-аллергичеокий артрит, и не более того. Эта его спокойная уверенность и сейчас для меня необъяснима: ведь он мог ошибаться. Но то, что его спокойствие меня спасало, это точно. Вернулся я окрыленный, и действительно, обследование в Институте ревматологии диагноз СКВ не подтвердило, клиника заболевания свернулась, а спустя 8 месяцев СОЭ снизилась до 9 мм/ч, причем без применения глюкокортикоидов. Таких примеров, когда в трудные минуты или минуты слабости и безверия я припадал к нему как к источнику силы и надежды, было немало. Вот почему мое отношение к Е. В. больше, чем только к Учителю.

В 1973 г. Академия отмечала свое 175-летие. Был введен в строй новый учебный корпус у метро «Боткинская». С докладом на торжественном собрании выступил начальник академии Н. Г. Иванов и в числе лучших коллективов упомянул и кафедру ВПТ. В этом же году вышел новый учебник ВПТ под редакцией Н. С. Молчанова и Е. В. Гембицкого, включивший более современные сведения по всем разделам боевой терапевтической патологии.

Летом 1974 г. (как и в 1971 г.) я целый месяц работал в составе ГЭК в ВМА. Это дало мне возможность общаться с Е. В., работать в Фундаментальной библиотеке (подготовка докторской диссертации подходила к концу), да и просто дышать воздухом родного города.

Е. В. внимательно вслушивался в мои сообщения о прочитанном в американских и английских журналах из области патологии внутренних органов при травме. Американцы подробно анализировали организацию и тактику эвакуации и лечения пострадавших от минно-взрывнюй травмы во Вьетнаме, опыт анестезиологов, биохимиков, фармакологов при оказании помощи раненым. Чувствовался их интерес к подготовке терапевтов, которые бы работали с ранеными в условиях этапов медицинской эвакуации и хорошо знали висцеральную патологию травмы, в частности ушиб легких, гемоплеврит, влажное легкое, пневмонии. В их очень квалифицированной системе явно не хватало такой клинически синтезированной фигуры, каковой является терапевт у постели раненого. А ведь мы решили эту проблему еще в годы Великой Отечественной войны – ровно 30 лет тому назад.

Мне довелось тогда перевести из английских журналов за 1945 г. статьи, в которых якобы впервые был описан синдром «wet lung» при каркасных переломах ребер. Статьи принадлежали четырем американским майорам медслужбы и были связаны с наблюдениями, сделанными в Северной Африке. Но я уже знал, что в «Клинической медицине» за 1943 г. были опубликованы статьи В. Г. Штефко, А. Я. Ярошевского и других, где этот же синдром был описан не только при торакальной травме и был назван очень по-русски: «легочное болото». Наш приоритет был очевиден, тем более что отечественное понимание этой патологии было гораздо более широким (теперь мы бы назвали это состояние «респираторный дистресс-синдром взрослых»).