Ученица чародея 2

Мне очень хотелось сказать, что я вообще-то живое одушевленное существо и вполне способна сама за себя постоять. А если вдруг захочу найти место, где почувствую себя в безопасности, то сооружу портал – не зря же меня этому научили – и вернусь в особняк Мортов к достопочтенному предку Атрея Аникету Морту и милым моему сердцу развалинам. На самом деле развалины не то чтобы очень милы, но сам особняк и его эмоции; его нежность, застенчивость и тоска по человеческому общению…

Говорят, что у каждого дома есть душа, но чаще всего это метафора, душу же родового гнезда Мортов я могла ощутить в самом прямом смысле слова. И уж особняк-то меня точно в обиду не даст. И вести себя, как некоторые мужчины не станет. В общем, если выбирать между очаровательным особняком, уважающим мое мнение, и мужчинами, ведущими беседы о моем будущем так, словно меня здесь нет, я бы, конечно, выбрала особняк.

Я хотела это сказать. Очень хотела. Я бы высказала все это им в лицо, не стесняясь ни рассерженной Иветты, ни жаждавшего зрелища развлекающегося Фогга. Так все и было бы, но…

Кажется, я упоминала уже, что мне катастрофически не везет. Именно в тот момент, когда я, гордая, полная достоинства и самоуважения, хотела высказаться и поставить всех на место, произошло то, что, в общем-то, должно было произойти со мной. Магия Уиллена дала о себе знать.

Острая вспышка боли пронзила мое тело. Мир замедлился, а мне подумалось, что стоит сообщить об этом Атрею. Надо же, кажется, я научилась останавливать вращение планеты. Падение было медленным. Таким неспешным, что птицы успели бы свить гнездо в моих растрепанных волосах -  а что вы хотели, у меня был чертовски длинный день, и большую его часть я провела в полуразрушенных домах – и трижды, а то и четырежды высидеть птенцов.

Я потерялась. Исчезла в мире фиолетового пламени, пожирающего мое тело. А осталось ли у меня оно? Может, и не было никакого тела? Может, и меня нет? Наверное, ничего нет. Бесконечная пустота и боль. Почему говорят, что боль алого, как кровь, цвета? Должно быть, речь о какой-то другой боли. Моя имела фиолетовый оттенок.

Где-то на середине этого бесконечного падения меня подхватили чьи-то руки и я поняла, что мир все же существует. Не знаю, где и что это за мир, может, он и не достоин того, чтобы существовать, но он есть. Так же, как, наверное, есть и конец.

Сердце билось, как сумасшедшее, кровь струилась по венам в обратном направлении, легкие отторгали воздух. До меня долетали отголоски чьих-то голосов, какие-то неведомые люди переговаривались о чем-то надо моей головой, но какое мне дело до этого? Их речь казалась мне шуршанием прибоя, клёкотом диких птиц, я не могла разобрать ни слова.

Интерлюдия.

Иветта знает, что Питер любит ее. Это естественное знание, которое она носит в себе день за днем. Это аксиома, не требующая доказательств.

Порой, в моменты особой меланхолии, она задумывается, а правильная ли у них любовь? Они не похожи ни на одну знакомую пару. Они не похожи вообще ни на кого. Иветта и Питер. Питер и Иветта.

Не то чтобы у нее был большой опыт в этом вопросе. Откровенно говоря, герцогской дочери любовь в принципе не полагается. Богатое приданое – да, платья по последней моде – разумеется, крохотные фиалковые пирожные на десерт – в разумных количествах (потому что лишний вес герцогской дочери полагается еще меньше, чем любовь), наборы для вышивания – сколько угодно. А вот любовь не полагалась. Впрочем, после рождения наследника мужу, брак с которым дело настолько решенное, что об этом можно даже не говорить лишний раз, вполне приемлемо обзавестись близким другом. И да, под словами «близкий друг» подразумевается тот уровень близости, при котором он греет ее постель.

Верная иветтина служанка Аранья любит своего мужа Мироса. Она терпеливо ждала его со службы, писала ему длинные нежные письма и мечтала о своем доме и куче ребятишек. Домик у них уже есть, ребятишки тоже скоро появятся. У Араньи и Мироса одни мечты и цели. И любовь, конечно. У них любовь.

Серджио и Андреа любят друг друга. Им повезло, что договорной брак подкреплен не только сургучной печатью, но и чувствами. Она всегда с ним соглашается, а он хвалит ее новые шляпки. Они никогда не ссорятся и всегда раздражающе единодушны, независимо от того, о чем идет речь. Брат прислушивается к жене, а она смягчает груз ответственности, висящий на нем. Быть может, это любовь?

В свою очередь, Иветта и Питер ссорятся постоянно. Они препираются за завтраком, спорят на работе и регулярно готовы друг другу глотки перегрызть во время полевых операций.

Она передразнивает его во время длинных рабочих совещаний и театрально зевает, когда речь затягивается. Он регулярно делает ей выговоры за самоуправство и лишает ее премии. Она долго дуется и причитает, что без премии не может работать и положительное подкрепление куда лучше отрицательного.