Ученица чародея 2

Она рвется в самую гущу событий на всех операциях, он холодно отчитывает ее в своем кабинете, обещая все мыслимые и немыслимые кары, а потом мягко притягивает к себе и долго сидит, прижав ее к себе, и продолжает ругать чуть подрагивающим голосом, но уже как-то неубедительно. Так они и сидят в темноте, пока он, чертыхаясь, не достает из шкафчика плед – плед там поселился недавно, осенью у Иветты ужасно мерзнут ступни – и заворачивает ее в мягкий уютный кокон.

Когда у Питера гибнет оперативник – издержки профессии, такое иногда случается независимо от того, сколько мер предосторожности принято – она покупает у менялы Бакена дурацкую подставку для зонтиков в виде голопопого ангелочка с пустым колчаном, в который собственно и ставятся зонты. Это чудовище Иветта с гордым видом устанавливает в холле фогговского дома. Питер долго смеется лающим, немного хриплым смехом – он словно бы забыл, как это делается, разучился, что ли – и немного оттаивает.

Когда в городе начинает орудовать Убийца магов, поводов для столкновений становится только больше. Иветта отчаянно рвется вперед. Питер грозится сослать ее к брату – нянчить племянников и следить за обстановкой на периферии государства. Она зовет его тираном и бьет одну за другой стеклянные фигурки из шахматного набора, подаренного ему королем.

Ночью она просыпается в слезах. Ей снится Лоренс – молодой маг из ее отдела, убитый преступником. Лоренс всегда очень смущался, разговаривая с Иветтой, обращался к ней исключительно на «вы» и первые два месяца не мог перестать говорить «ваша светлость» каждый раз, когда подходил к ней проконсультироваться относительно заклинаний. Убийца магов выкачал из Лоренса магию и бросил его в темном грязном переулке, словно мешок с мусором.

После этого Иветта больше ни разу не ночует одна. До этого они с Питером соблюдали приличия и не менее пяти раз в неделю ночевали в своих постелях. Он молча перевозит ее к себе. Фрида (куда же без нее?) немного ворчит, говоря, что Фогг мог бы сделать Иветту честной женщиной, особенно после того как съел столько фридиных пирогов, но шустро собирает вещи и переезжает вместе с хозяйкой.

Герцог Кавалло присылает письмо, в котором изливает все свое разочарование и негодование относительно морального облика сестры и ее избранника. Питер посылает его к черту. Они поженятся тогда, когда посчитают нужным и ни днем раньше. И плевать они хотели на все правила приличия мира. Серджио замолкает на некоторое время, полностью прекратив писать им, а потом признает, что сестра имеет право жить так, как пожелает. В конце концов, если бы не ее самоуправство, она уже была бы мертва, убитая мужем, которого ей подобрали согласно традициям.*

Питер Фогг четырежды собирался сделать Иветте предложение, но каждый раз его останавливало затравленное выражение ее лица. Она верит ему. Верит так, как не верит никому в мире. Но даже этой веры пока мало, чтобы переступить через ту самую, последнюю, черту. Вступить в брак – значит вверить себя другому человеку. Отдать себя полностью, раскрыть свою душу целиком и полностью. Это прыжок веры. Ты стоишь у обрыва, закрываешь глаза и падаешь, зная, что тебе не позволят упасть по-настоящему.

Под Рождество Питер покупает кольцо и собирается, наконец, сделать ей предложение. Иветта опережает его. Она готова. Убийца магов затих пока, может, празднует, может, еще что, но она знает, что рано или поздно он вернется. А еще Иветта знает, что хочет быть женой Питера Фогга. Быть его супругой в радости и горести, несмотря ни на что.

И когда они крадутся вместе по пустым коридорам, выследив, наконец-то, убежище Ривера Уиллена, она знает – это любовь. Да, их любовь не похожа на то, как любят другие, но от этого она не становится менее настоящей. Это они. Они такие, какие есть. И это их, самая правильная в мире любовь.

* см. книгу "Ведьма в большом городе".

Глава 21. После пробуждения.

- Лия… Лия! – прорвался сквозь туман женский голос.

- Ммм, - слабо застонала я, надеясь, что она этим удовлетворится и отстанет.

Звуки возвращались постепенно: шорохи, скрипы, голоса, звяканье посуды и льющаяся вода.

Разлепив, наконец, веки, я уткнулась взглядом в взволнованное иветтино лицо.

- Очнулась, - облегченно выдохнула она кому-то.

В поле зрения тут же возник Атрей с дымящимся стаканом в руке.

- Выпей это, - он мягко поднес стакан к моим губам.

- Про.. Противно, - проскрежетала я. – Отравить меня хочешь?

Чародей лишь издал сухой смешок и проворчал:

- Тебя попробуй отрави. У тебя, как у кошки, девять жизней.

Допив невкусное нечто, я, наконец, получила возможность осмотреться. Помещение казалось незнакомым. Маленькая комнатка без окон, заставленная книгами. Письменный стол в углу был завален книгами и бумагами, толстые тома громоздились на полу, рискуя обрушиться и замуровать под собой неосторожного посетителя этих владений. Я лежала на единственной в помещении мебели помимо стола – узкой кровати, теснившейся к стене.

- Где мы?

- Безопасная комната Сонроса Хартманна, - последовал ответ.