Читаем Ученик чародея (Часть 1-6) полностью

- А где уверенность, что не существует средства избавлять агентов от старой татуировки, - спокойно возразил Кручинин. - Парадоксальный факт: те, кому не хочется иметь никаких примет, оказываются татуированными и подчас весьма фривольным образом. Понятно, что не одна голова поработала над тем, как бы от этих знаков избавиться. Они одинаково неудобны как шпионам, так и обыкновенным гангстерам. - Кручинин снисходительно похлопал Грачика по плечу. Но от этого Грачику только вдвое больше захотелось доказать, что человек под поездом - не Квэп.

- Квэп блондин, светлый блондин, с усами соломенного цвета, а убитый не блондин.

- У него светлые волосы, - сказал Кручинин, - посмотри протокол.

- Протокол составлен на месте, а потом когда волосы, как обычно у покойников, несколько отрасли, обнаружилось, что от корней пошли вовсе не светлые, а совсем темные волосы, - возразил Грачик, довольный тем, что может поймать Кручинина хоть на какой-нибудь неточности. - Убитый красился перекисью водорода.

- Вот как? - с неудовольствием сказал Кручинин. Он готов был поверить в правоту Грачика, но из педагогических соображений не хотел это показать. Нужно было выставить Грачику все возможные возражения, чтобы заставить его укрепить свои доводы. - Кто тебе сказал, что и Квэп не красил волосы? Или Йевиньш бывал вместе с ним у парикмахера?

- Не один же Йевиньш видел Квэпа блондина.

- Правильно, Квэп едва ли выходил на плац, чтобы объявить о том, что он фальшивый блондин.

- А зачем Квэпу шатену становиться блондином? - недоумевал Грачик.

- Ты можешь дать ответ на вопрос: зачем тысячам женщин прекрасные темные волосы, данные природой, превращать в безобразную паклю при помощи той же перекиси? На подобные вопросы нет здравых ответов. Квэп хотел быть блондином. Вот и все. Твой довод с потемнением волос трупа у корней, как доказательство того, что это не Квэп, - для меня не убедителен.

- Допустим... допустим... - неуверенно проговорил Грачик. Кручинин, пользуясь его заминкой, беспощадно продолжал свое:

- И, наконец, Квэп был косолап. - И когда Грачик подтвердил его молчаливым кивком головы: - А у этого трупа судебно-медицинская экспертиза тоже обнаружила косолапость правой стопы, - заключил Кручинин.

- Косолапость правой стопы?.. - машинально повторил за ним Грачик... да, да, конечно, косолапость правой стопы...

На этом закончился разговор: Грачик, казалось, сдался. Но при словах Кручинина о косолапости убитого человека на правую ногу, ему пришло на память, что левая нога пострадавшего была исковеркана колесами и врачи не могли установить, не страдал ли обладатель косолапостью на обе ноги? Возможная косолапость убитого на обе ноги стала навязчивой идеей Грачика. Он уже не видел впереди покоя, пока не узнает, была ли косолапость правой ноги удачным совпадением, которого может быть нарочно искал Квэп, или она вовсе и не была доказательством, так как убитый страдал общей косолапостью. Грачик принялся за исследование этого вопроса: разыскал обувь убитого и, не побрезговав надеть его ботинки, попробовал пройтись в них, разным манером выворачивая ноги. Он тщательно изучил, какого рода снашивание подметок и каблуков при этом происходит. Таким образом он установил, что характер износа у обоих ботинок убитого один и тот же вследствие косолапости на обе ноги. Это открытие разбивало доводы Кручинина. Но Грачик не решился говорить об этом открытии, прежде чем оно не было подтверждено экспертизой. Зато тогда-то он поспешил к Кручинину и с видом победителя предъявил ему протокол экспертов, не заикнувшись о том, что предварительно проделал всю работу сам. Кручинин как ни в чем не бывало сказал:

- Ну что же, они правильно сделали, что произвели такое исследование. Когда собрано все вместе: отсутствие татуировки, искусственная окраска волос, двойная косолапость, я, согласен: погиб не Квэп. Но тогда я спрашиваю: кто?

- Выясним и это, - уверенно ответил Грачик, делая вид, будто его не задевает равнодушие, с каким Кручинин принял то, что самому ему казалось важнейшим звеном в расследовании дела. - Погибший под поездом - не Строд в не Винд. Ни с одним из этих паспортов больше не скрывается преступник. Я вижу, как ему хотелось избавиться от этих имен, от самого себя! - Грачик со страстью выговорил последние слова. - А разве не вы твердили мне, что преступник, начинающий бояться своего собственного "я", может считать себя пойманным?

- А как обстоит дело с твоим вторым протеже - с Залинем? - ни с того ни с сего спросил Кручинин. - Ты выяснил, каким образом у него очутился пистолет?

- Пистолет был у него спрятан в саду в Цесисе. В прошлый раз, когда Залинь оттуда так поспешно бежал, он не успел его забрать и взял на этот раз.

- Чтобы совершить еще какую-нибудь гадость? - скептически проговорил Кручинин.

- Он говорит, что пистолет не был ему нужен, - с живостью отозвался Грачик. - "Жаль было бросить "хорошую штуку".

- И этой "хорошей штукой" он угрожал бы первому, кто стал бы ему поперек пути.

- Он уверяет, что собирался принести его мне или просто выкинуть по приезде в Ригу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза