– Правильно, Шарагина! – Владимир Иванович не удержался от ехидного замечания; к наступившему моменту они трое, ровным строем, приблизились к сгоревшей избенке и теперь «дружно», шестью возбуждёнными взглядами, поглядывали на жуткое пепелище, хотя и в целом потушенное, но всё ещё продолжавшее зловеще дымиться. – Я вообще не сомневался, что о моих «благих намерениях» ты сразу же догадаешься. Итак, – поглядев на удручённого хозяина, угрюмо стоявшего поблизости от почерневшего дома, предусмотрительный начальник благоразумно переменил основную тему ведомого разговора, – рассказывайте: что же здесь в действительности случилось и что в конечном счёте сталось с заявленным «якобы готовившимся проникновением в поселковый полицейский участок»?
– Как и во втором случае, произошедшем с Осольцевым, в случившемся происшествии виноваты злобные маленькие зубастики, – по сложившейся традиции вести подробный отчёт взяла на себя ответственность молодая красавица, старшая и по присвоенному званию, и по классному, служебному чину; она давно уже справилась с нахлынувшими эмоциями (сверх прочего, была не выспавшаяся, а значит, изрядно раздражена), а потому говорила безбоязненно, бойко, отчасти правдиво, – говоря иначе, снова отметились отвратительные, мерзкие крысы, неисчисляемым воинством притаившиеся возле неждановского пункта полиции, спокойненько меня неподалёку дождавшиеся, а затем, когда я прибыла по срочному вызову, осуществившие кровожадное, зловещее нападение, – уф, еле тогда отбилась! Удручающим итогом можно выделить последующий пожар и безжалостное уничтожение всех – до единого! – нападающих зубастых вредителя.
– Не понял? – озадаченный руководитель вначале побелел, впоследствии покраснел, потом и вовсе синюшно побагровел; однако с захватившими эмоциями справился достаточно быстро и в дальнейшем выглядел даже каким-то непривычно растерянным. – Объяснись: что конкретно ты хочешь сейчас рассказать?
– Во-первых, – в отличие от озабоченного полковника, неотразимая участковая (пускай от постоянных недосыпаний она и немножко осунулась) выглядела удало́й и молодцеватой, отважной и бравой, готовой к любым, нежданно свалившимся, неприятностям, – когда мне «отзвонился» оперативный дежурный – я только закончила с основной, затянувшейся и напряжённой, работой, а следовательно, пока ещё не ложилась – я тут же кинулась к полицейскому отделению, мною безмерно любимому, – высказывая столь лестное сравнение, кареглазая брюнетка говорила ничуть не иносказательно, – и прибыла туда, наверное, менее чем через пару минут: благо живу я в непосредственной близости, и пробежать каких-нибудь двести метров лично для меня, изрядно встревоженной и немного напуганной, особенного труда, как понимаете, тогда не составило.
Пока она отчитывалась, Алексеев, не сильно-то склонный к непосредственному общению с вышестоящим начальством, стоял на небольшом удалении и молчаливо слушал излагаемое повествование; говоря откровенно, он и сам ещё не был в курсе всех мельчайших нюансов и ему – страсть как не хотелось! – с неоправданно постыдным неведением оказаться в ситуации ещё более худшей, чем он и, скажем так, находился сейчас. В то время как старший прапорщик впитывал каждое её слово, подобно мягкой промасленной губке, деловитая красавица категорично, напористо продолжала:
– Во-вторых, едва я приблизилась к административному зданию, как то́тчас же стала скрупулезно осматриваться; однако ни с фасадной части одноэтажной кирпичной постройки, ни с обоих её боков ничего, что бы заслуживало повышенное внимание, к сожалению, не увидела. Вы спросите: а почему, интересно знать, отсутствие прямой угрозы меня огорчило? В настоящем случае всё представляется очень просто и выглядит совсем незатейливо: основная опасность терпеливо поджидала меня не откуда-нибудь, а напрямую с незащищенного тыла; выражаясь точнее, не успела я завернуть за правый, из задних, углов и посветить себе карманными фонариком, как практически сразу же была предательски атакована несметным полчищем прожорливых, кровожадных зубастиков, по моему единоличному мнению настойчиво меня там поджидавших и определённо стремившихся превратить моё совсем ещё юное тело в нечто невообразимое – противное, отвратительное, подобное непутёвому гражданину Осольцеву, безжалостно умерщвлённому и накануне сожранному теми же самыми погаными тварями.
– Слава, прости, – на этот раз решился вмешаться старослужащий сослуживец; он подошел поближе и, странно растягивая произносимую речь, специально предоставил смышлёной напарнице какое-то лишнее время, чтобы она могла собраться с необходимыми мыслями и выдать наиболее правдоподобное объяснение, как и в случае с «агентом МИ-6», не упоминавшее второго участника, упущенного ею в ходе полнейшей неразберихи и, скорее всего, способного пролить достаточный свет на сгущающие в округе ужасные проявления, – что я тебя сейчас прерываю… но, как и всем остальным, мне необычайно интересно: а как же ты из той неожиданной передряги выбралась?