Участковая, плутовка и девушка-генерал

Одновременно отчаявшаяся участковая, все ещё ни много ни мало не верившая, что в столь неординарной, по чести сказать, губительной ситуации хоть кто-то смог найтись поистине ненормальный, способный отважиться прийти на срочную помощь, и своевременную, и, наверное, бескорыстную. Между тем настойчивый говор, кстати, хотя и легчайше вибрировавший, но тем не менее выдавший смелую, лихую натуру, сопровождался «до боли знакомым» звуком, какой бывает, когда применяется газовый, защитный баллончик, а заодно и дополнительным категорическим окриком:

– Чего застыла – с глазами с закрытыми? Бери ноги в руки – и скорее бежим! Поверь, «лять», пусть едкая, вонючая «черёмуха» и чрезвычайно токсична, пусть она и способна, на долгое время, погрузить тебя в непререкаемую прострацию, как следствие, вызвать обильное извержение горючих нескончаемых слёз, солёных и жгучих, однако – в чем также ни разу сомневайся! – несметное крысиное полчище, при всем огромном хотении, надолго она не удержит… пройдет всего-навсего лишь незначительная пара секунд – и омерзительные твари устремятся в кровожадную атаку «по новой»! Вот только в следующий раз они будут намного злее и энергичнее; а у меня, ко всему тому же, еще и аэрозольный баллончик насовсем вполне предсказуемо кончился.

Можно подумать, что она говорила неоправданно много, ведь, казалось бы, за то чудовищно продолжительное мгновение, за какое она пыталась довести абсолютно несложную истину, с одной стороны неопровержимую, с другой – всецело оправданную, и донести ее до окончательно растерянной полицейской, передние мерзкие твари, ослеплённые жгучей эссенцией, последовательно, и притом бесповоротно, могли бы быть смяты задними рядами, хотя и менее проворными, но продолжавшими выдерживать строгий боевой порядок, то есть оставаться в ожесточённом зверином строю. Однако, как и всегда, первое впечатление случилось диаметрально обманчивым: быстренько сообразив, что в опасной, неестественной ситуации она уже не одна, миловидная полицейская открыла испуганные глаза и, увлекаемая второй, не менее непревзойденной, красавицей, вот разве не достигшей пока ещё восемнадцатилетнего возраста, побежала от страшной, убийственной местности прочь – получается, отважная плутовка (а на нежданное спасение, чудесное и счастливое, как следует понимать, героически примчалась неподражаемая Юлия Игоревна), договаривала уже на полном ходу, постепенно переходя на спринтерский бег и вынужденно включаясь в беспрецедентную гонку, где ставкой, на финишной прямой, стояли две молодые, совсем еще юные, жизни. Пробежав метров пятьдесят и закончив выслушивать назидательные, «бодрящие» речи, не слишком пространные, но настоятельно убедительные, воодушевлённая сотрудница неожиданно поняла, что они устремляются не к поселковому центру, то бишь её служебному дому, а отклоняются в боковую сторону и опрометью мчатся, напрямую двигаясь вдоль улицы Банная. «С другой стороны, какая, в принципе, разница? – оценила она произведённое наблюдение, а следом сделала однозначный, нисколько не утешительный, вывод: – Не думаю, что в деревянном строении, хлипком и жалком, окажется скольким-нибудь безопаснее. Хотя… пока бы мы вдвоём держали жёсткую оборону, можно было бы позвонить в дежурную часть и вызвать из райковского отдела квалифицированную подмогу».

– Сворачиваем! – к наступившему моменту они преодолели немногим менее двух сотен метров и приблизились к прогону, ведшему на переулок Третий фабричный; нетрудно догадаться, что неоспоримая команда отдавалась сейчас хитроумной, неустрашимой девчушкой Юлой. – Есть тут у меня неподалёку одно нереспектабельное местечко, неприметное, а главное, тихое, где в создавшихся трудных условиях мы неплохо сумеем временно спрятаться.

– Хорошо, милая леди! Быстрее… веди! – безропотно согласилась некогда принципиальная участковая, неожиданно лишившаяся и несгибаемой воли, и небывалой сообразительности, зато в полной мере доверившаяся пускай и незнакомой, но вовремя подоспевшей девчонке.