Участковая, плутовка и девушка-генерал

Пока они выражали справедливо возникшее недоумение, пронырливая ловкачка метнулась было бежать, но мощная, накачанная ручища, принадлежавшая первому замаскированному молодчику, скорее всего, неразумному недотепе, надежно схватила её за хрупкое плечико и прочно затем сковала, словно бы сжала большими стальными тисками; неоднократно отчаянно дернувшись, пленённая разведчица в конце концов поняла, что попала в самую простую, ловко расставленную, ловушку, причём заманил её в неё не кто иной, как отвратительный мерзавец Ляйненко; да, теперь она нисколько не сомневалась, что позорно и глупо вляпалась и что вычислили её не сейчас – и даже не вовремя продолжительного пути! – а довольно давно, практически в самом начале, ещё в конспиративной квартире; в дальнейшем же, нисколько не сомневаясь в настоящем предназначении «дерзновенной чертовки», возникшей буквально из неоткуда, вражеский шпион умело «провёл» самоуверенную простачку до са́мого враждебного логова. «Эх, и полная же ты дурёха, Лиса, наивная и нисколько не хитрая! – остервенело ругала она собственную непростительную беспечность, пока последний участник необычайного трио приближался к глуповатым товарищам и пока он, самодовольно улыбаясь, нарочито разглядывал её сногсшибательную фигуру, буквально трепетавшую от неприкрытого, хотя и бессильного гнева. – Попалась на простую, как мир устоявшуюся, уловку! Самовлюбленная идиотка! Надо было сразу как следует поразмыслить: какой, «лять», профессиональный диверсант поверит в удивительную случайность столь явного, ничем не прикрытого, совпадения? Да из здравомыслящих, не полных придурков, никто!» Однако, пускай её и тревожно безостановочно лихорадило, по всей видимости, неразборчивые, сумбурные размышления не полностью завладели её сообразительным разумом, и лукавая, изворотливая притвора решила разыграть еще одну забавную, милую сценку, не подвластную нормальному, не отвлечённому от существующей реальности, пониманию.

– Дяденька, прости: я больше так никогда не буду, – изображая плаксивую мину, а в качестве дополнительного подтверждения искусной актерской игры пуская ещё и скупую слезу, попавшаяся плутовка всеми силами старалась нащупать хоть какой-то более или менее приемлемый выход. – Ты же сам живешь по «реальным понятиям», считаешься с «пацанскими правилами» и неукоснительно следуешь нормальному, воровскому закону… так почему же ты осуждаешь – меня! – и пытаешься поставить в прямую вину мою небольшую, ничтожную глупость, а?

– Что ты имеешь в виду? – желая насладиться «цирковым представлением», что называется, «по полной программе», Ляйненко потребовал представить ему на компетентное судилище в том числе и надлежащее продолжение; но всё-таки, как он не старался, Михайло не сумел сдержать злорадной ухмылки. – Что ты хочешь сейчас сказать?

– Ровным счётом ничего, что могло бы быть подвергнуто «авторитетному осуждению», – расстроенная разведчица хныкала, казалось бы, совсем непритворно, тем более что теперь её больно удерживали, схватившись за недоразвитые, пока ещё девчоночьи, плечи, уже не один, а целых двое здоровенных «охранников», – но я же руководствовалась нормальными, исключительно воровскими, мыслями: у неждановского «смотрящего» наличных денег не оказалось – вот я и решила немного разжиться, дядя, через тебя. Ты спросишь: какими я, «лять», «наивная дурёха», «подогревалась» мотивами? А мои сокровенные помыслы просты и, по-моему, не особо замысловаты: мы замышляем какое-то крупное дело, а у преступного лидера ассигнованной наличности не имеется – так? – последовал утвердительный кивок американской бейсболки. – Значит, денежные купюры должны водиться у другого, более конкретного, чела, который, между прочим, по слухам, прибыл издалека и который, по утверждению все того же самого Бирюка, втянул нас в то самое рисковое, авантюрное предприятие – вот я и решила за ним потихонечку проследить, вычислить, так сказать, где он в обычное время базируется, а установив, в каком именно местечке он прячет несметные капиталы, предусмотренные на проведение основной операции, по возможности обогатится на небольшое количество «честно отжатых» дополнительных денежек… по нашим, по воровским, понятиям мои «простенькие хотелки» – они же не осудительны?! – отлично понимая, что она «морозит» полнейшую чушь, лукавая бестия тем не менее состроила бесподобные глазки и кокетливо захлопала большими ресницами; она вдруг почему-то вспомнила небезызвестную народную мудрость, приблизительно разъяснявшую, что хотя перед очевидной смертью особо и не надышишься, но любой утопающий, как за спасительную надежду, за каждую последнюю соломинку настойчиво, цепко хватается.