Пока она рассуждала, приводя себе неоспоримые, весомые доводы, осторожные шаги, скрипевшие неприятным, скрежещущим звуком, проследовали в зальную комнату, задержались там ровно на пару минут (очевидно, подлый «вражина» самостоятельно убеждался, что его услужливый сообщник капитально, вчистую уснул), а затем тихонечко зашуршали обратно; далее, чтобы в полной мере удостовериться, что предпринятая задумка исполнилась в достаточной степени, нужно было проверить ещё одну так называемую «сладкую парочку», казавшуюся кругом подозрительной и отправившуюся почивать в наименьшую, почти миниатюрную, комнату. Ожидая неизбежного, небезопасного входа, Лисина встревоженно напряглась. Как она и предполагала, едва чуть слышимые шаги настороженно достигли дверного проёма, непрочно прикрытого обыкновенной фанерной конструкцией, вероломный неприятель остановился, осторожно потянул за приоткрытую створку и, не задерживаясь надолго снаружи, по-тихому ввалился в малюсенькую опочивальню, мелодично сотрясаемую двойным заливистым храпом – раскатистым, мужским, и полудетским, деви́чьим. Вначале, как оно и до́лжно, он аккуратно потрогал предполагаемого врага, сбежавшего с Украины, – оказалось, тот и в самом деле спал беззаботным, непререкаемым сном, пускай и недолгим, но воистину беспробудным; а ещё, конечно же, ему потребовалось самолично удостовериться, что и вторая участница задушевной, приятельской какофонии надежно скрывается в удивительном, сказочном мире, какой существует лишь в сладостных сновидениях, счастливых и беззаботных, ничем не отягощённых, – она дышала ровно, сопела отчетливо, что из-за выпитого «хмельного» получалось практически непритворно… однако у её неширокой кровати украи́нский заговорщик задержался немного подольше, безо всяких сомнений наслаждаясь безмолвным созерцанием безупречного, прекрасного тела. «У-у, «мерзкий выродок»! – в сердцах подумалось возмущенной плутовке, как ей казалось, отчетливо раскусившей его похотливые, плотские замыслы. – Дай тебе, «поганая гнида», полную волю, и ты бы раздел меня, а после воспользовался бы моей абсолютной беспомощностью – прямо здесь и сейчас! А как же твоя диверсионная операция – ею ты, блудливый, бесстыжий распутник, тоже пожертвуешь? Ан, нет, – размышляла она уже буквально через минуту, – по-видимому, основная поставленная задача для тебя, американский прихвостень, намного важнее – как, впрочем, мне и предполагалось…» Она ещё не успела до конца закончить очередной язвительный комментарий, в чем-то напутственный, а где-то ожесточённый, как уже безошибочно, явственно слышала, что дверная створка легонько поскрипывает, предупреждая о неизбежно быстром исчезновении чрезмерно назойливого врага – прокля́того неприятеля.
В дальнейшем развернувшиеся события происходили словно бы «накатанной»: во-первых, заброшенный диверсант то́тчас же возвратился в непросторное помещение маленькой кухоньки; во-вторых, он подхватил там два вещевых армейских мешка, до отказа заполненных продуктовыми принадлежностями и заранее приготовленных ответственным криминальным «смотрящим»; в-третьих, послушный исполнитель злой заграничной воли практически бесшумно, едва-едва легонько поскрипывая, покинул неуютное помещение «авторитетной квартиры»; в-четвертых, полупьяная ловкачка резко соскочила с полуторной спальной кровати, но… тут же предательски зашаталась, готовая болезненно рухнуть на половое покрытие, – а потому немедленно села; в-пятых, какой-то промежуток времени, равный примерно минуте, ей потребовался, чтобы более-менее прийти в себя и чтобы обрести нормальное состояние, пригодное для спешного и скоростного преследования; в-шестых и, наконец, в-последних (хорошо, что она завались якобы спать, не раздеваясь и не разутая), Юла стремительно метнулась на тёмную улицу, и удаляясь из бандитского пристанища прочь, и единовременно организуя безудержную погоню, хотя и всесторонне отчаянную, но, по её сугубо единоличному мнению, из посторонних никем не замеченную.
Итак, реализуя сумасбродный, неистовый план, напористая лазутчица оказалась на улице Красногвардейская, на удивление неплохо иллюминованной и по всей длине освещаемой мощными светодиодными фонарями. Без малейшего сожаления покинув захудалый подъезд, невзрачный и непристойный (где хотя и проживала одна сердобольная жительница, тем не менее напоминавшая зловещую, престарелую ведьму, но в большинстве своём ютились отвратные, поганые личности, с одной стороны устанавливавшие в ближайшей округе криминальный, едва ли не бандитский порядок, с другой – безотказно ему подчинявшиеся), Юла осталась одна-одинёшенька и, как неотъемлемое следствие любой, тревожной и волнительной, ситуации, почувствовала на натянутой коже неприятное дуновение, странное и холодное, как будто бы возникшее из само́й ужаснейшей преисподней; правда, подолгу зацикливаться на посторонних моментах особого времени не было, поэтому, непринужденно сбросив с себя нахлынувшие сомнения, неустрашимая бестия твердо ступила в пугавшее до чертиков ночное пространство.