Уже летит из Франции Жерар Депардье. Вчера приехал Эрик Робертс, а завтра прибудет Сильвия Кристель, незабвенная Эммануэль, мечта всех мужчин постсоветского пространства. Хитер Батя, ох хитер. Понимает, что я на все пойду, лишь бы отвести угрозу от гостей «Кинотавра».
— Марк Григорьевич, не могу дозвониться до Швыдкого, — секретарша ставит передо мной чашку кофе. — Мобильный не отвечает, в секретариате говорят — занят. Что делать?
— Сухари сушить, — бурчу я, прикрывая глаза. — Кофе холодный, ты в курсе? Звони в банк «Просвещение». Срочно.
— Алексей Сергеевич вчера улетел на сафари в Кению, — сообщает мне помощница Вартаняна.
— И как с ним связаться? Он очень нужен.
— В ближайшие несколько дней никак. Если сам выйдет на связь, я передам, что вы звонили.
Кения, сафари — чепуха это все. Предлог, чтобы не разговаривать со мной. Похоже, Батя и правда дал отмашку, хочет выбить из меня деньги любым способом и не церемониться.
— Да там столько бабок в тюнинг угрохано! Ей дай волю, она на открытие придет в чем мать родила! — донеслось из приемной.
В кабинет вошла Неля, пресс-секретарь «Кинотавра». Она — кладезь информации, знает все обо всех.
— Утро доброе, Марк Григорьевич! Как вы, нормально? Слушайте, не могу дозвониться до помощника Швыдкого.
А у меня журналисты с телевидения, я должна им назначить время для интервью.
— Неля, Швыдкой не приедет.
На секунду она замолчала, потом нервно ответила:
— Ладно, скажу им, что все встречи после открытия.
— Ты не поняла. Он вообще не приедет.
Я протянул телеграмму.
— А кто же будет вести церемонию? — растерянно спросила Неля.
Хороший вопрос. Очень хороший.
— Марк, два дня осталось, — в глазах Нели паника. — Надо срочно что-то делать.
Секретарша снова просунула голову в дверь: «Марк Григорьевич, я совсем забыла, вас наш Народный разыскивал.
Говорил, что-то важное».
— Вот он и проведет, — сказал я, тяжело поднимаясь со стула. — Раз у нас безвыходная ситуация.
— Ну-ну, — буркнула Неля.
Чувствуя, как закипает в груди раздражение, я вышел в холл и сразу увидел Народного.
— У нас проблемы, — протянул ему телеграмму от Швыдкого. Но он словно не услышал.
— Погоди. Тут вот какое дело: один мой знакомый, очень полезный человечек, позвонил сегодня утром и попросился на «Кинотавр».
Я, конечно, пригласил — за счет фестиваля.
Я молча смотрел на него, мысленно подсчитывая, сколько денег мы уже угрохали на таких вот «полезных человечков».
— Владелец водочного бренда. Очень влиятельный.
— Алик, он мог бы и сам оплатить свое пребывание. Ты же знаешь, у нас каждая копейка на счету.
— Марк, давай не будем, а? Этого человека надо уважить.
Жадноват Народный, ох жадноват. Ни рубля в Сочи не тратит: единственный в гостинице «люкс» за девятьсот долларов в сутки ему оплачивает «Кинотавр». Приемы, устраиваемые в этом самом «люксе» для полезных Народному людей, — тоже.
Нет, время от времени он делится со мной деньгами, которые щедро дают ему «поклонники таланта». Но эти суммы не покрывают даже ресторанных счетов Народного.
— Марк, это должен быть хороший номер.
— Ну так, может, уступишь ему свой «люкс»? — вырвалось у меня.
— Не смешно. Двенадцатый этаж с видом на море. Ну не жмись.
— Ладно, сделаем.
Услышав, что хотел, Народный собрался уходить.
— Алик, подожди. Номер будет, но у нас проблема посерьезней. Швыдкой не приедет.
Народный поднял брови: мол, ну и что?
— Ты понимаешь, что Мишин отказ — это практически официальное заявление, что больше мы от Министерства культуры не получим ни копейки? По твоей, между прочим, милости.
— А я при чем? — изумился Алик.
— Потому что Швыдкой обиделся на твою речь на московской пресс-конференции по поводу предстоящего «Кинотавра»! — взорвался я. — За каким чертом было трогать Аллу Сурикову?
— Я всего лишь удивился, что министерство дает фестивалю «Улыбнись, Россия!» столько же денег, сколько и «Кинотавру», — высокомерно ответил Народный. — А идет он четыре дня: открытие, празднование дня рождения мадам Суриковой, закрытие.
Все!
— Сурикова — теща зама Швыдкого. И ты об этом прекрасно знаешь. Зачем было дразнить гусей? Что мы теперь будем делать?
Народный широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу.
— Ну, перестань. Чтобы ты да не нашел выход! Марк, ну я же тебя не первый год знаю. Все будет хорошо.
— Он должен был открывать фестиваль!
Алик демонстративно посмотрел на часы.
— Да ты только свистни, к тебе очередь выстроится. Вон сколько народу, проведет кто-нибудь. Извини, я побегу. Обещал встретиться с одним важным человеком.
— Нет, постой. Не буду я никого искать. Ты меня лишил ведущего — вот сам и проведи открытие. Уж будь так добр.
— Я? — Алик посмотрел на меня так, словно я произнес нечто непристойное. — Марк, я лицо фестиваля, а не шоумен. Уволь меня от этого…
Ответить я не успел — к нам подошла его невестка Олеся. Она явно была чем-то взволнована: «Вы срочно нужны. Кирилл опять…»
Народный осек ее взглядом, повернулся ко мне и сказал:
— Сын чем-то отравился вчера. Прости, Марк, семья — святое.
И почти бегом бросился к лифтам. Олеся, вся поникшая, пошла следом.
В душе шевельнулось сочувствие.