Поскольку Мейкомб был основан как административный центр, он оказался не таким неряхой, как почти все города таких же размеров в штате Алабама. С самого начала дома строились солидно, здание суда выглядело весьма внушительно, улицы прокладывались широкие. Среди жителей Мейкомба немало было разного рода специалистов: сюда приезжали издалека, когда надо было вырвать больной зуб, пожаловаться на сердцебиение, починить экипаж, положить деньги в банк, очистить душу от греха, показать мулов ветеринару. Но в конце концов еще вопрос, мудро ли поступил в свое время Синкфилд. По его милости молодой город оказался слишком в стороне от единственного в ту пору общественного средства сообщения – от речных судов, – и жителю северной части округа приходилось тратить два дня на поездку в город Мейкомб за необходимыми покупками. Вот почему за сто лет город не разросся и остался все таким же островком среди пестрого моря хлопковых плантаций и густых лесов.
Война между Севером и Югом обошла Мейкомб стороной, но режим «реконструкции» Юга и крах экономики все же вынудили город расти. Рос он не вширь. Новые люди появлялись редко, браки заключались между представителями одних и тех же семейств, так что постепенно все мейкомбцы стали немножко похожи друг на друга. Изредка кто-нибудь вернется из отлучки и привезет с собою жену – уроженку Монтгомери или Мобила, но и от этого пройдет лишь едва заметная рябь по мирной глади семейного сходства. В годы моего детства жизнь текла почти без перемен.
Разумеется, жители Мейкомба делились на касты, но мне это представлялось так: люди взрослые, мейкомбские граждане нынешнего поколения, прожившие бок о бок многие годы, знают друг друга наизусть и ничем один другого удивить не могут; осанка, характер, цвет волос, даже жесты принимаются как нечто само собою разумеющееся, что переходит из поколения в поколение и только совершенствуется со временем. И в повседневной жизни надежным руководством служат истины вроде: «Все Кроуфорды суют нос в чужие дела», «Каждый третий Мерриуэзер – меланхолик», «Делафилды с правдой не в ладах», «У всех Бьюфордов такая походка» – а стало быть, когда берешь у кого-либо из Делафилдов чек, сперва наведи потихоньку справки в банке; мисс Моди Эткинсон сутулится, потому что она из Бьюфордов; и если миссис Грейс Мерриуэзер втихомолку потягивает джин из бутылок от сиропа, удивляться тут нечему – то же делала и ее матушка.
Мейкомб сразу почуял в тете Александре родственную душу – Мейкомб, но не мы с Джимом. Я только диву давалась – неужели она родная сестра Аттикусу и дяде Джеку? – и даже вспомнила старые сказки про подменышей и корень мандрагоры, которыми в незапамятные времена пугал меня Джим.
В первый месяц ее жизни у нас все это были просто отвлеченные рассуждения – тетя Александра почти не разговаривала со мной и с Джимом, мы ее видели только во время еды да вечером перед сном. Ведь было лето и мы весь день проводили на улице. Конечно, иной раз среди дня забежишь домой выпить воды, а в гостиной полно мейкомбских дам – потягивают чай, шепчутся, обмахиваются веерами, и я слышу:
– Джин-Луиза, поди сюда, поздоровайся с нашими гостьями.
Я вхожу, и у тети становится такое лицо, будто она жалеет, что позвала меня, ведь я всегда в глине или в песке.
– Поздоровайся с кузиной Лили, – сказала один раз тетя Александра, поймав меня в прихожей.
– С кем? – переспросила я.
– Со своей кузиной Лили Брук.
– Разве она нам кузина? А я и не знала.
Тетя Александра улыбнулась так, что сразу видно было: она деликатно извиняется перед кузиной Лили и сурово осуждает меня. А когда кузина Лили Брук ушла, я уж знала – мне здорово попадет.
Весьма прискорбно, что наш отец не потрудился рассказать мне о семействе Финч и не внушил своим детям никакой гордости. Тетя призвала и Джима, он сел на диван рядом со мной и насторожился. Она вышла из комнаты и возвратилась с книжкой в темно-красном переплете, на нем золотыми буквами было вытиснено: «Джошуа Сент-Клер. Размышления».
– Эту книгу написал ваш кузен, – сказала тетя Александра. – Он был замечательный человек.
Джим внимательно осмотрел книжечку.
– Это тот самый кузен Джошуа, который столько лет просидел в сумасшедшем доме?
– Откуда ты знаешь? – спросила тетя Александра.
– Так ведь Аттикус говорит, этот кузен Джошуа был студентом и свихнулся. Аттикус говорит, он пытался застрелить ректора. Аттикус говорит, кузен Джошуа говорил, что ректор просто мусорщик, и хотел его застрелить из старинного пистолета, а пистолет разорвался у него в руках. Аттикус говорит, родным пришлось выложить пятьсот долларов, чтобы его вызволить…
Тетя Александра выпрямилась и застыла, точно аист на крыше.
– Довольно, – сказала она. – К этому мы еще вернемся.
Перед сном я пришла в комнату Джима попросить что-нибудь почитать, и в это время к нему постучался Аттикус. Вошел, сел на край кровати, невозмутимо оглядел нас и вдруг улыбнулся.