Убить Ланселота

Здесь варвары остановились, чтобы поговорить. Соглядатай деликатно отошел в сторону и сделал вид, что пялится на обедающих. На официанток с огромными бантами на бедрах, в красном шелке, набеленных до такого состояния, что не улыбнешься.

— Мы ведем себя не по-варварски. Эти булыжники, этот проклятый металл, — Харметтир пнул решетку, — разъедают наши сердца. Обратимся к мудрости предков. Зачем нам ехать в Доннельфам?

— Как зачем? Там — след Ланселота.

— Давай пошлем кого-нибудь вместо себя. Вот истинно аларикское мышление. Ничего не делай сам, что можешь поручить другому. Когда ты подходишь к пещере ухохотней — кто в нее лезет первым? Маленькая хрупкая женщина. Воителя подруга.

— Ты прав.

— А Финдир Золотой Чек? Вот истинный варвар! Заметь: он не ищет Хоакина, хотя и мог заняться этим сам. Он отправил нас.

— Ну да. И Финдир сейчас в Арминиусе, а мы — здесь, в тепле и уюте цивилизации. А цивилизация, брат мой, это ньокки с макаронами, бобы с мясом в горшочке…

— …равиоли по-умилански, — вставил Харметтир.

— Вот-вот, равиоли. Тебе ухохотней не хватает? Льда? Холода?

— Мне не хватает власти.

— Глупец. Пока мы здесь, у нас власть над самим Финдиром. Подумай: есть ли в мире места лучше, чем Тримегистия?

— Что, в самом деле нет?

Оки задумался. Он много путешествовал и мог сравнивать. Больше всего ему нравился Шахинпад. Там гурии, восточные красавицы… пусть в чадрах — ну а воображение на что? В Шахинпаде всегда было тепло. Что бы ни говорил Харметтир о корешках и единении с вечной мерзлотой, в тепле жить приятнее.

Но в Шахинпад не вели никакие нити расследования.

— Посмотри вокруг, — продолжал Харметтир. — Видишь этих людей? Они выглядят счастливыми. Давай отправим в Доннельфам Гилтамаса. Наймем новых шпионов… в конце концов, жизнь коротка. Проведем ее в «Свинцовой Чушке». Зачем нам этот безумный Доннельфам? Останемся и обретем здесь счастье.

Харметтир ошибался. Сидящие за иероглифическими решетками цирконцы не были счастливы. Нэноунийская кухня только входила в моду, а в «Сушу уши» ходили обедать маги. А что такое цирконский аг? Это человек, который знает все обо всем. Он никогда не унизится до того, чтобы спрашивать совета.

Сушимничающие и темпурящие едоки не знали, что делать. Одни с чопорным видом тыкали палочками рис и золотистые комочки темпуры, другие искали ложку, чтобы приступить к супу. О том, что нэнокуийские супы пьют, а капусту вылавливают пальцами, их никто не предупредил.

Неддам де Нег в такие мелочи не вникал. Перед ним стояла фигурная дощечка. Толстенькие бочоночки суши, бледно-розовые листочки имбиря, весенне-зеленый комочек васаби. Первый министр горел решимостью расправиться с чужеземным блюдом во что бы то ни стало. Тем более он пришел в ресторан не один.

Спутница Неддама была вызывающе юна. Одета в старомодное, не по сезону жаркое платье, отделанное барабантскими кружевами. Вряд ли дочь — скорее искательница приключений.

Первый министр отделил часть от зеленого комочка игалантно преподнес девушке. До варваров донесся брывок разговора:

— Вы ведь любительница островной поэзии? Тогда послушайте.

И Неддам продекламировал:

В богатом дворце
Корнем васаби в поле
Сижу, горделив.

Девушка намека не поняла, но зааплодировала. Она откусила кусочек, и на глазах ее выступили слезы.

Видимо, поэзия островитян тронула ее до глубины души.

— Смотри, Оки: это настоящая жизнь. И от этого я откажусь? Ради чего? Чтобы исполнить повеление человека, который предательски отправил меня в чужую страну? Обрек на мытарства и неустроенность быта? Сделал подобным хрупкой женщине в логове ухохотней?

Длинная Подпись огляделся. Здравый смысл боролся в его душе с чувством долга.

Вот сытые голуби гуляют по мостовой. Теплый сентябрьский ветер играет в зелени айвы, швыряет под ноги варваров золотые и багряные листья кленов, качает вывески. Маги ужинают — и никто не догадывается, что в этот миг решается судьба мира.

— Хорошо, Харметтир, — дрогнувшим голосом объявил Оки. — Ты меня убедил. Возвращаемся в «Свинцовую Чушку». Забудем о Доннельфаме.

Большой варвар самодовольно кивнул:

— Рад твоему здравомыслию. Эй, в шляпе! — позвал он сыщика. — Мы возвращаемся. Собирайся.

— Уже? Да. Н-медленно. Только, госп-да варвары, осталось одно дельце.

— Дельце? Какое же? — нахмурился Оки.

— В-т.

Аларикцы обернулись. Улицу запруживала толпа. Большей частью она состояла из завсегдатаев «Свинцовой Чушки». Возглавлял ее Гури Гил-Ллиу с веревочной лестницей в руках. За его спиной стояли музыканты, бретеры со шпагами, булочницы и худосочные девицы в остроконечных колпаках с вуалями. Белые кони копытами высекали искры из булыжной мостовой. Темной громадой высилась карета.

— Что это? — одними губами спросил Харметтир. — Ну! Что это за васаби? О, скажи мне, друг мой Оки?

— Ничего не понимаю. Что здесь праздные гуляки делают, народ смущая?

— Мы, о дети Аларика… — начал было кто-то, но смутился и замолк. Из толпы вытолкался часовщик ввытертом гильдейском камзоле.