Убить Ланселота

Яства и благовония отец Люций устроил, а вот с коврами вышла заминка. Вешать их оказалось некуда. Достойные верховной жрицы покои еще только предстояло привести в порядок. Лизу временно поселили в портике Старых Святынь.

Сбежать из портика не удавалось никому. Скала, на которой его выстроили, обрывалась в океан, символизируя ограниченность человеческого познания. До возвращения его преосвященства деваться Лизе было некуда. Но старому жрецу это вышло боком. Те дни, что Лиза провела в портике, оказались роковыми для старых святынь.

Поднос быстро заполнялся кувшинчиками, тарелочками, вазочками.

— Вот манна небесная, — деловито поясняла Маггара. — Вот амрита, нектар, маат.

Инцери пробежала по пыльной скамье, оставляя блестящие черные следы. С любопытством обнюхала небесную манну.

— Откуда ты все это берешь?

— Места знаю. Есть такая пристройка в пальмовой роще… А у поварихи левый глаз не видит. Если подкрасться с нужной стороны — бери все, что душа пожелает.

Фуоко отдернула протянутую к кувшинчику руку. Поставила кувшин с амброзией на место и опасливо вытерла пальцы.

— Отнеси обратно.

— Ты что, сбрендила?

— Я знаю эту пристройку. И о кривой поварихе слышала. Я не стану это есть.

— Глупости, — фыркнула Маггара. — Я посмотрела: плита чистая. И повариха руки моет. Ешь, не бойся.

— Не стану.

— Здрасьте! Что мне теперь, все это выбросить? Ладно, я могу.

Фея столкнула поднос со скамьи. Тарелки зазвенели. Один из кувшинчиков — пузатый, с серебряной филигранью на горлышке — кувыркнулся на пол. Тут произошло чудо: из-под скамьи вынырнул булыжник, выпустил руки и ноги и подхватил его.

— Ох! — только и выдохнули пленницы. Камень поставил кувшинчик на место, передвинул поднос дальше от края и робко спросил:

— Вы в самом деле не будете это есть? Вам не нравится? Извините.

Маггара и Лиза переглянулись.

— Говорящий.

— Точно. Не надо было эту дрянь пробовать. Она с грибами.

— Вообще-то это мои… моя еда, — продолжал камень. — Подношения, понимаете? Мне много жертвуют. Только это не в том смысле, будто я вас упрекаю.

— Жертвуют? — удивилась Лиза. — Вы зверь великий?

Камень поболтал ложкой в манне небесной. Осторожно попробовал.

— Я не представился, да? Извините. Я — бог всего сущего.

— Кто-кто?

— Бог. Квинтэссенций. Еще я — пятый элемент, субстанций, первобатерий и философствующий камень.

— Алкагест? — робко спросила Инцери.

— В воплощении алкагеста я недолговечен. Извините. Растворяю любой сосуд и ухожу к центру Террокса. Но магму очень не люблю.

Лиза вытянула руку:

— Так вот вы какой, первобатерий… Я слышала о вас от старших жриц. Потрогать можно?

— Только без фамильярности.

На ощупь камень казался шершавым и теплым — словно целый день провалялся на солнцепеке. Квинтэссенций жил в храме, ни от кого не скрываясь, но видели его немногие: лишь те, кто способны в обыденном различить чудо. Люций и Версус как раз относились к таким счастливчикам.

— Вы ешьте, ешьте, — спохватилась Маггара. — Зря, что ли, я все это сюда натаскала?

— Спасибо. Вы очень добры… Извините.

С Квинтэссенцием довольно быстро удалось найти общий язык. Прихлебывая нектар из блюдца, словно горячий чай, философствующий камень рассказал пленницам о нелегкой доле живых богов. О бремени водесущности. О черствости и непонимании жрецов.

— Особенно тяжело, — рассказывал он, — когда брат Полифемус-Пта-Уха-Гор тащит ковры на барахолку. Мне ведь не ковров жалко. Что ковры? В конце концов мир из меня состоит. Но принцип! Он ведь не ковры продает — меня. Бога.

— Мерзавец, — сочувственно вздохнула Инцери.

— Точно.

— После этого вы и сбежали?

— Не смог вынести людской бездуховности. С тех пор скитаюсь по миру голодный и обездоленный.

Мир в представлении Квинтэссенция располагался на пространстве от главного здания до портика забытых богов. Дальше храмовой площади бог не уходил.

— И вот финал. Сижу на свалке. Извините… ем бог знает что, и никаких перспектив. Вот вы умная девушка, Лиза, подскажите: что мне делать?

Лиза задумалась.

— Вернуться не пробовали? — поинтересовалась она.

— Исключено.

— Почему? Это же ваш храм.

— Если бы мой! Вы помните, как он называется?

— Я читала табличку. Там написано: «Храм Эры Зверей Великих».

— Вот-вот. Идемте. — Квинтэссенций поджал губы. — Идемте, я покажу. Тут есть потайной ход. За ним, если я не перепутал, мы найдем объяснение всем этим непотребствам.

«Бум. Бум-бум», — стучал молоток.

«Вжи-и-их. Вжи-и-их», — вторила ему пила.

— Эй, малец, — крикнул лохматый плотник с перебитым носом. — Гвозди неси.

Дюжинцы угрюмо следили за работой. Дело спорилось, мастера сновали туда-сюда, однако ощущение нереальности происходящего не покидало властителей.

Постоялый двор перестраивался — впервые за многие столетия. Плотники расширяли стены, поднимали потолки, пробивали новые окна и стены. Казалось, деревянный спрут прорастает из старой бревенчатой избушки. Полудужья арок, порталов, цветные кристаллы-глаза. Магия напитывала строение — плотная, липкая, как крыжовенный сироп.

— Наддай! — покрикивал десятник на коньке. — Брус дуром пошел. Куды ж ты лепишь, соплист! Задом сдай!