Убить Ланселота

От сессии до сессии живут студенты весело. Вино — зараза, прощай разум, утром встретимся. В смерти моей прошу винить профессора рунистики.

На исписанной столешнице лежит пожелтевшая зачетка. Она раскрыта ближе к концу. В столбике несданных экзаменов виднеется сиротливая запись: «Экзамен по транспортной магии — 5».

Его преосвященство с отеческой любовью посмотрел на спящего Истессо.

— Прощай, друг мой. Надеюсь, тебе здесь будет лучше.

Он обернулся к горничной и приказал:

— Растопи, пожалуйста, печку, девонька. Да пожарче.

— Но, сударь… Ведь лето же на дворе!

— Я приказываю.

Когда пламя в печи достаточно разгорелось, его преосвященство достал книгу в черной обложке. Перелистал небрежно.

— Теория вольного застрельничества… Жизнь, полная приключений. Ах, приключения! — Он обернулся к спящему. — Хватит с тебя. Да и не с тобой они происходили, друг Ланселот, с кем-то другим. С героем, которым ты никогда не станешь.

Книга полетела в огонь. Словно исполняя ритуал, короли проследили за тем, чтобы сгорели все до единой страницы. Фероче переворошил кочергой пепел.

— Ну все, хана, — объявил он на языке истопников. — Теперь ему себя не вспомнить.

Дюжинцы сняли шляпы.

— Прочь! Прочь, мерзавцы!

— Но, госпожа, — донеслось с той стороны запертой двери, — я принес вам завтрак.

— Уморю себя голодом!

— Одумайтесь, Лиза, — вступил из-за двери старческий фальцет. — Вы — старшая жрица. Вам надо выглядеть солидно, хорошо питаться.

Маггара замахала ручками, дирижируя:

— Вер-ни-те! Лан-се-ло-та! — разнеслось в храмовых покоях. — Вер-ни-те! Лан-се-ло-та!

Разлетелись в стороны осколки. Жрецы за дверью притихли.

— Что там? — сдавленно пискнул первый.

— Священная ваза Крааль, — ответил второй. В голосе его прорезалось благоговение. — Реликвия всеанатолайского значения.

— Плохо.

Бом-м-м-м. Тягучий медный удар прорезал воздух.

— А это?

— Курительница Умпирудас. Часть Оракула, жизненно необходимая для ритуала.

— Девушки! — взмолился первый — тот, кто предлагал завтрак. — Келью отделали вашу мы с вящим стараньем. Вы, может быть, голодать перейдете в покои иные? Очень уж бог наш суров и гневлив, разбираться не станет. Похрен метелки ему, и любовь, и вся ваша диета. Коль шандарахнет молоньей, так мало вам слышьте? — не будет!

— Вот мой ответ, — провозгласила Фуоко. Что-то хрупнуло, как будто топором рубанули по спелому арбузу.

— Дароносица Рогнодай, — удрученно отметил обладатель фальцета. — Слушай, пойдем же, брат Люций, доложим начальству. Кстати, явилась мне мысль, так скажу: гениальная очень. Что, если мы дипломатию хитро применим? Дзинь. Дзинь-дзинь.

— Зеркало Судьбы. Ох… Прав ты, брат Люций. О прав ты — пропьем под шумок Чайник Света.

— А на остатний динарий съедим ветчины малосольной. Сладких ватрушек вкусим и пирожных с воздушной начинкой.

Скрип за дверью стих. Жрецы побежали в кофейню проедать и пропивать оставшиеся целыми святыни. Фуоко выкинула в окно три серебряных блюда, плоский стеклянный глобус и чашку с перьями. Затем села и горько заплакала.

Майская Маггара и Инцери бросились ее утешать:

— Не плачь, Лиза. Слышишь? Мы еще поборемся.

— Я не плачу. Только сердце болит…

Глава 13 К ВОПРОСУ О ВАРВАРСКОМ МЫШЛЕНИИ

Время, время…

Осень пришла в Циркон мгновенно, расцветив улицы багрянцем и пурпуром. Оки, привычный к чудесам цивилизации, только плечами пожал — он-то уже насмотрелся. Зато Харметтир блаженствовал. Идея смены времен года вызывала в душе варвара трепет.

В Аларике существовало одно-единственное время — зима. Она разделялась на зиму мокрую, снежную, морозную, вьюжную, голодную… тем не менее это была все та же унылая пора, очей огорченье.

Шли дни, а Харметтир оставался все тем же неотесанным дикарем. Из-за этого каждое утро варваров начиналось с перебранки.

— Брось это, о позор торосов дивных! Это мусор.

— Но, Длинная Подпись, я купил эту кучу листьев у дворника всего за двадцать денье.

— Да зачем они тебе? Все сундуки листьями забиты!

Харметтир подмигнул и принялся делать таинственные знаки. Обычно он так себя вел, когда задумывал прибыльное дело. А прибыльные дела Большого Процента оказывались сущим проклятием для окружающих.

— Ладно, ладно. — Оки махнул рукой. — Спускаемся вниз. Надо позавтракать и допросить новых свидетелей. Зачем тебе листья, потом расскажешь.

— Хорошо, — согласился Харметтир. — Эй, Гилтамас! Где ты, лентяй и обжора?

Маленький сильф состоял на службе у варваров. Они хотели и Летицию взять, переписывать бумаги, но не сложилось. Вытерпеть нытье жертвенной девы не смог даже привычный ко всему Харметтир.

Выгоняя старуху, он прочел такую вису:

Душу вытряхнула споро, превратив в песок унынья,
И пилою притуплённой распилила ум и уши.

Оки не мог с ним не согласиться. С уходом старой жрицы варвары зажили спокойно.