— Ну смотри. А то его светлости не объяснишь, что за пагуба эти романы.
— Романы?
— Точно. Глаза портить.
— А статуи в саду? — осторожно осведомилась Лиза. — Чьей работы?
— Пчеллини, конечно. На моей памяти Базилиск никого толком так и не окаменил.
Фуоко не стала спрашивать, что произошло с теми, кого зверь не сумел добить. Что-то подсказывало, что этого ей лучше не знать.
Пампфель налил себе еще вина, отхватил здоровенный ломоть паштета.
— Так значит, этот парень — Ланселот. И капитан вольных стрелков к тому же… Эй, Ганхель!
— Чего тебе?
— Ничего, дружище. Просто ты надел наизнанку камзол. Торопишься, верно?
Ганхель не ответил. Стащил через голову камзол, вывернул на правильную сторону. Травянисто-зеленая подкладка спряталась под алым сукном мундира.
— Так лучше?
— Точно. Зверь побери. А знаешь…
— Что?
— Ничего. Пустяки. Но камзол наизнанку тебе идет. В нем ты — вылитый разбойник.
— Я думаю, дружище. Ну я пошел.
Вольнострелковые флюиды заполняли Камению. Не один Ганхель ошибся, надевая мундир.
События в Урболке близились к развязке.
Скрип-скрип. Вжих!
— У-у… ми… ра… ю… О-о-о, сударь!
— Обжорства… ф-фу… и непотребства тому виной.
Скрип-скрип. Стук-стук.
От Розенмуллена валил пар. Герцог едва не падал с ног; на лыжне его держала лишь непомерная гордыня, взлелеянная поколениями доннельфамских властителей. Шарлатан хоть и хорохорился, но чувствовал себя немногим лучше.
Заклятие стопорилось. Вдохновение Пути никак не приходило к королям.
Его преосвященство нетерпеливо ущипнул свою бородку. Над этим всем надо работать. Пора отбросить замшелые традиции, наследие дикого прошлого. Кого бояться? Пусть порталы ведут не только из дворцов и Урболк, но и обратно. Тратить недели на обратный путь недопустимо. Да, раньше в спешке не было нужды… Но сейчас все изменилось.
В мире объявился Ланселот.
— В чем же ваш план? — поинтересовался король Лир, словно невзначай оказавшись за спиной. — Вы начали рассказывать, но его светлость вас прервал.
— План? Да, план. Я подумал, что неплохо бы проделать с мерзавцем то, что он сотворил с Бахамотом.
— Распустить слухи о смерти?
— Именно.
Предъявить простолюдинам меч и доспехи, — кивнул Лир.
— Понимаю.
— Нет, пока что не понимаете. Мертвое тело. Обезглавленное. Или даже…
Жрец и король переглянулись. За века, что они провели в Дюжине, им пришлось стать свидетелями сотен интриг. Все оригинальные мысли когда-нибудь кому-нибудь уже приходили в голову. Чтобы выдумать воистину неотразимый ход, требуется не оригинальность мышления, а хорошая память и знание истории.
— Как же, как же… Припоминаю. Валх Алый Кошелек? Варварский бунтарь лет этак семьсот назад?
— Вы уловили ход моих мыслей. Предъявим народу статую Ланселота. Пустим слух, будто ее можно расколдовать: заклинанием, живой водой.
Пальцы жреца пригладили остатки бороденки. Его преосвященство решился:
— Эй, хозяин. Лыжи мне, милейший. Да поживее!
Третья фигура ступила на лыжню. Говорят, заклинания похожи на мозаику. Это же относится и к Вдохновению Пути. Святость и благочестие его преосвященства оказались тем самым недостающим кусочком, из-за которого не складывался узор.
Дюжинцы зажмурились, отвернулись, пряча лица, затрясли рукавами. Золотистые молнии окутали бегущих по лыжне властителей, и короли ушли в пустоту Истончились в силуэты, сжались в линии, а затем в точки.
Путешествие в Доннельфам началось.
Для тех, кто остался вне заклятия, прошло ни много ни мало десять часов. Иное дело для Розенмуллена, Фероче и его преосвященства. Для них солнце скакнуло по небосводу, размывшись в радугу желтого цвета. Черной полосой пролилась ночь, впитав в себя урболкские снега и принеся вместо них вербену и жасминовые кусты Камении.
По инерции дюжинцы некоторое время скребли по дорожке лыжами, отталкиваясь палками от песка, а затем перевели дыхание. Вокруг них зеленел дворцовый сад. Его герцог Розенмуллен узнал бы из сотен и сотен других.
Средь могучих грабов и вязов, в зарослях волшебного ореха высился помост белого дерева. Его оплетали гирлянды алой императы с белыми душистыми цветами табака, украшали венки из можжевельника и роз. Суетились рабочие, в спешке доделывая то, на что не хватило времени.
За рабочими приглядывал профос. Увидев герцога и его спутников, он засуетился, забегал. Отдав несколько быстрых распоряжений, склонился в низком поклоне:
— Ваша светлость. Ваше преосвященство. И вы, ваше магичество! Польщен, весьма польщен.
— Что здесь творится, болван?
— Узник, ваша светлость. Казнен Базилиском, как и было приказано. Готовимся явить, так сказать, результат народу. Гнев и волю богов, некоим образом.
Профос вспотел. Вытер загривок носовым платком, вытянулся в струнку, преданно глядя на герцога. Он был несказанно доволен: удалось переговорить с Розенмулленом раньше, чем тот встретился с проклятым альбиносом.