А мой друг отвечал мне, что, оказывается, с точки зрения римлян, все красиво одетые — «проститутки». В первые дни негодяи стеснялись, а потом стали насиловать всех подряд, а наказать их нельзя, потому что они после этого всегда оставляют огромные (для нас — эллинов!) деньги для жертвы.
Насилуют — всех, невзирая на пол и на возраст, а центурионы смеются в глаза: «Вы бы еще позже по улицам шли, пышней одевались, да — душились, как шлюхи!» А какой симпозиум без гетер, умащения маслами, да бесед за полночь?! Ну и…
Я сперва не поверил своим ушам, а потом вдруг по-новому увидел посерелое, изможденное лицо друга и — все понял… Я так растерялся, что нечаянно спросил, как же до такого дошло?
Мой друг покраснел и еле слышно ответил, что наши торговля с ремеслами пришли в упадок, а представителям свободных профессий — жить вообще не на что! Оказалось, что варвары скупали всю сельскохозяйственную продукцию оптом и сразу отсылали ее к себе в Рим, а расплачивались — только деньгами, говоря, что мы не умеем делать ни оружия, ни стальных плугов, поэтому и ремесла наши им не нужны. Производство же амфор, кубков, перстней да браслетов пришло в упадок, ибо варвары не желали за все это платить.
Это звучит ужасно и дико, но наши же земледельцы сегодня — горою за римлян (именно поэтому варвары так легко заняли всю остальную Сицилию), ремесленники же и эллинская знать — разорились. Чудовищное опрощение, вульгаризация нравов привели… к массовым занятиям проституцией, ибо лишь торговля собственным телом и приносила всем стабильный доход.
Цены же на съестное взлетели практически до небес. Я уже не мог каждый день кормить собственных чад африканскими финиками да экономнее расходовал перец!
Эти римляне… Они хватали и тащили в казармы всех, коего могли заподозрить в занятиях проституцией. И теперь во всем городе, во всех, славившихся радостью и весельем Сиракузах, нет ни одного мужчины с не то чтобы локонами — с длинными волосами! Никто не носит одежд веселых цветов, никто не пользуется духами, или косметикой… «Представь себе, — горько усмехнулся мой друг, — не прошло и двадцати лет с прихода этих скотов, а мы уже все здесь потихоньку стали угрюмыми римлянами».