Убийца теней

- Ладно, скажу, жалко что ли, - с намеренным пренебрежением пожала она плечами. - В возможность добрых поступков не из страха наказания - вот во что я верю. В ответственность человека. Называй это свободой или несвободой - от слова смысл не меняется. Руку на живое создание мира поднимать нельзя не потому, что это плохо или за это накажет суд или кто-то еще, а потому что этому созданию будет больно так же как тебе, окажись ты на его месте. Вот. Это тебе говорит убийца, святой брат.

- Но ночных тварей, наверное, нельзя назвать созданиями мира...

- Правильно, - картинно кивнула Ярла, - дело моего оправдания я поручу тебе. А во что еще я верю... об этом не стану говорить. Вопросов о начале мира, его создателе, о том, что за пределами земной жизни нас ждет, и почему вообще живем мы, мне не задавай. Точных-то ответов все равно не знает никто, а я тем более. Есть один, который если не точными ответами, а рассуждениями своими с тобой поделился бы, да только где этот один...

Ярла осеклась, и Лорк тоже молчал. Оба понимали, кто этот "один". И новое упоминание о Талвеоне с новой силой обрушило на них всю безысходность положения: философ в тюрьме, ему грозят мучения и смерть. Чтобы как-то на другое разговор перевести, Ярла сказала:

- Я двухбережную веру совсем-то не ругаю. Мало такого в человеческой жизни, что полностью плохо или хорошо, во всем разное есть... Двухбережники ведь и о милосердии говорят, о том, что ближним помогать надо - и порадоваться можно, если кто этим наставлениям следует и взаправду помогает. Я лицемерия не люблю... Когда одним про милосердие вещают, а другим в подвалах руки выворачивают.

Ну вот, "перевела" разговор. Нет уж, не уйдешь от этой безысходности, не денешься никуда.

Лорк при последних словах Ярлы вздрогнул, и как будто испугался спросить, что она имеет в виду. Понял ли? Да как не понять... Даже если, с Талвеоном разговаривая, и не сообразил, что тот на допросе с пристрастием побывал, так все равно каждый двухбережный брат знает: к отступникам пытки применять дозволено. Для блага их душ, конечно. Чтобы отречения добиться и от власти злых духов спасти. Не иначе. И Лорк знает, всегда знал. Просто меньше думать об этом старался, или оправдания подыскивал - да не получалось... И отзывалась чужая боль в душе, потому что он-то не из тех, в ком она сладострастную тьму вызывает. А из тех, кто ее как свою собственную чувствует.

Так думала Ярла. А Лорк первую свою встречу с Талвеоном вспоминал. Как узник тогда на решетку навалился, ухватился за нее, чтобы не упасть. Да, видно, и держаться больно было - на пол сполз. Теперь понял Лорк, отчего это: палачи постарались.

- И другое еще есть, знаешь, - продолжала Ярла. - Хуже, чем лицемерие. Есть такие, кто во всем правыми себя полагают, право на власть над жизнью других имеющими. Они без лицемерия верят, искренне... ни в чем не сомневаются. Вот таким никогда не будь, такое страшнее всего.

Понимала Ярла, что Лорка-то, пожалуй, не надо тут предупреждать - не такой он. Но, начав говорить, остановиться не могла, пока всего не сказала. И не как отстраненные рассуждения звучали ее слова - мол, ай-яй, нехорошо все это. Как свидетельство опыта: взаправду страшно. Взаправду неумолимая это сила, что от безоговорочной веры в собственную правоту происходит, безжалостная. Вонзит когти в грудь и вырвет сердце, сто, тысячу сердец вырвет: так нужно, для общего блага нужно, так - правильно.

Лорк, общей их безысходностью подавленный, тоже сделал попытку тему разговора переменить:

- Ярла, а видуны магией владеют? Нужна она, чтобы ларвов уничтожать?

- Да так, знаем кое-что простенькое из естественной магии, природной. Но против ларвов, в основном, зрение наше преимущество дает. Ну и выучка, умение оружием владеть. В общем, мы почти как все другие люди. А то, что рассказывают про нас, будто мы сами наполовину ночным тварям сродни - так то суеверия. Не больше мы им сродни, чем остальные.

- Вот интересно, откуда же у вас такая способность взялась - ларвов видеть? - отчасти чтобы продолжить отвлеченную от Талвеона тему, отчасти из любопытства спросил Лорк.

Ярла парировала:

- А у тебя откуда способность видеть и слышать появилась, знаешь? Глаза и уши появились - а с ними и способности? Так себе объяснение.

- Ну, это ведь другое.