В ответ на мои слова он откровенно ухмыльнулся. Улыбка у него была широкая, от уха до уха, а зубы оказались очень белыми и ровными, что было довольно необычно. Мне и раньше доводилось видеть уличных мальчишек, похожих на него, но у них, как правило, один или два зуба бывали выбиты в драках.
Так как мой новый знакомый не двигался с места, я решила с его помощью пополнить свой запас знаний. И потом, мне хотелось утвердить свою власть.
— Что тут? — спросила я, показывая на огромное каменное сооружение, в котором скрылся отец.
Мальчика удивило мое невежество.
— Здесь управление.
— Кто там работает?
Раз он считает меня невежественной, быть посему! Я понятия не имела, что происходит на шахте и вокруг нее.
— Типы с холеными, чистыми руками, — сухо ответил мальчишка. — Сами они под землю не спускаются, зато посылают туда других.
Он ненадолго задумался, а потом, порывшись в кармане, достал оттуда что-то маленькое и серое и протянул мне.
— Вот, возьми, если хочешь. Может быть, он принесет тебе счастье.
— Это же просто сланец! — воскликнула я, разглядывая подарок, и тут же поняла, что передо мной не просто сланец. В поверхность его впечаталось изображение листочка папоротника, такое четкое и такое совершенное, что я восхищенно вскрикнула, и мальчик снова ухмыльнулся.
— Значит, это не простой сланец? — удивленно и немного смущенно спросила я. Мне было так приятно, что я сумела опознать его!
Мальчишка пожал костлявыми плечами:
— Ну да, сланец. Здесь таких можно найти целую кучу. Кусок раскалываешь, и если повезет, внутри увидишь что-то вроде этого.
Тут из каменного здания вышел отец в сопровождении какого-то толстого коротышки — мне показалось, что в ширину он больше, чем в высоту. Одет коротышка был в мятый сюртук; возможно, чтобы зрительно увеличить рост, он нахлобучил на голову очень высокий цилиндр, который совершенно ему не шел. Кроме того, во рту у толстяка была нераскуренная глиняная трубка, которую он яростно грыз, словно трубки служат именно для такой цели. Выражение лица у него было очень мрачное и задиристое. Я понятия не имела, кто он, но он мне сразу не понравился. Вместе с тем я догадалась, что он — представитель власти, с которой отцу приходится считаться. Стоявшие у здания чумазые шахтеры тут же перестали перешептываться, все как один уставились на толстяка, а потом отвернулись от него и стали молча расходиться.
— Я пошел! — крикнул мне новый знакомый и тоже исчез, бросив пони и меня.
Я надеялась, что инспектор Росс окажется настойчивее и найдет убийцу Маделин Хексем, а не убежит прятаться, как тогда тот запачканный углем мальчишка!
Хотя тогда я была еще мала, понимала, что все шахтеры боятся толстяка в цилиндре. Должно быть, он — важная шишка. Наверное, у него большая власть… Почему-то после этой догадки толстяк мне еще больше не понравился.
Приятно было заметить, что мой отец не боится толстяка в цилиндре. Они вдвоем быстро зашли под навес и через какое-то время вышли. Отец был вне себя от ярости. В прозрачном, морозном воздухе его голос было слышно издалека:
— Мальчику явно еще нет десяти. Вам так же, как и мне, прекрасно известно, что уже почти два года законом запрещено нанимать на работу под землей детей, не достигших десятилетнего возраста!
В голосе отца слышалось столько ярости, что я подумала: Цилиндр испугается, но тот лишь смерил его наглым взглядом и пожал широкими плечами. Потом достал изо рта трубку и враждебно ответил:
— Родители мальчика уверяли, что ему уже исполнилось десять, просто он мал для своего возраста. Я им поверил. Вы сами знаете, какие мелкие эти шахтерские выродки.
Я удивилась его нахальству. Все обычно обращались к отцу с большим уважением. Как он посмел? Я все больше сердилась. Как он смеет так разговаривать с папой?
Я не сомневалась, что сейчас отец поставит нахала на место. Но заговорил он очень веско и холодно. Мороз пробежал у меня по коже. Уж лучше бы он кричал!
— Да, — сказал отец, — я знаю, что этих детей рождают матери, которые плохо питаются, что сами они тоже плохо питаются и привыкли с ранних лет заниматься непосильным трудом. Нет ничего удивительного в том, что дети шахтеров страдают рахитом и другими заболеваниями и редко вырастают здоровыми и сильными. Но тому малышу… — отец жестом показал на навес, — тому малышу никак не больше шести или семи лет!
Цилиндр не успел ответить; из-под навеса, пятясь, вышли двое рабочих с носилками. На них лежала маленькая кучка, прикрытая одеялом. Когда один из носильщиков споткнулся на выбоине, носилки накренились, и одеяло сползло. Из-под него высунулась маленькая ручка. Отец снял шляпу, а Цилиндр только фыркнул и даже не притронулся к своему нелепому головному убору.
К двери подкатила повозка, и носильщики начали перекладывать на нее то, что лежало на носилках.
Вдруг послышался ужасный крик. Я никогда не слышала ничего подобного и вздрогнула от ужаса. Наша кобылка тоже встревожилась и, поскольку никто не держал ей голову и не шептал ласковые слова, затрусила вперед.