— По-моему, миссис Парри не обсуждает своих дел с полицейскими. Ну а мистер Картертон… Возможно, такая мысль просто не пришла ему в голову. — Росс позволил себе едва заметно улыбнуться.
Хотя я только что осуждала Фрэнка, мне показалось, что я обязана защитить его.
— Вы не должны считать мистера Картертона дураком, — сказала я. — Иногда он бывает довольно умен, и надеюсь, когда он попадет в Санкт-Петербург, он проявит себя с лучшей стороны.
— Вы будете скучать по нему? — спросил Росс, пытливо глядя мне в лицо.
— Нет, — тихо ответила я. — Я не буду по нему скучать. Не поймите меня неправильно. Я не испытываю никакой личной заинтересованности в мистере Картертоне.
Росс испустил тихий вздох облегчения.
— Лиззи, вы останетесь в этом доме?
Я покачала головой:
— Нет. То есть… на первых порах я должна остаться, но сразу же начну искать себе другое место. Не думаю, что тетя Парри станет меня разубеждать. Она не захочет, чтобы я ушла тотчас же, потому что мой внезапный уход будет означать, что в ее доме творится что-то неладное, а она смертельно боится сплетен. Но она знает, что я вижу ее насквозь, что я вижу насквозь их всех!
Кроме того, я нисколько не сомневалась: после отъезда Фрэнка Тиббет рано или поздно убедит тетю Парри выгнать меня. Я решила уйти сама, добровольно, и лишить его маленькой победы.
— Знаете, — начал Росс с непривычно скованным видом, — было бы здорово… то есть я хотел сказать, для меня было большим удовольствием, хотя это слишком мягко сказано… Одним словом, знайте, что встреча с вами доставила мне величайшую радость!
— И мне тоже, — серьезно ответила я. Вспомнив, как зарылась лицом в его куртку в погребе у Флетчера, я почувствовала, как горят мои щеки.
— Ага! — Он смущенно ухмыльнулся, поскреб свою кудрявую шевелюру и — клянусь! — тоже покраснел. — Когда я в юности приехал в Лондон, как я вам говорил, я мечтал сколотить себе состояние. — Он снова неуклюже улыбнулся. — Не могу сказать, что добился этого. Но я не бедствую. Мои мечты тащит вперед паровоз. Вы не знали обо мне. А я, подрастая, наблюдал и за тем, как растете вы. Я видел, как вы ходите по улицам нашего родного городка. Сначала вы гуляли с гувернанткой-француженкой, которую нанял доктор. Ну и странная же она была! Мальчишки из нашей школы любили прохаживаться на ее счет. Да, мне стыдно в этом признаться. Правда, их шутки относились к ней, а не к вам. Доктора Мартина все уважали. Я бы ни за что не позволил им ни одного неуважительного словечка о нем или о вас. Позже я видел, как вы ходите за покупками с вашей пожилой экономкой или, надев самое нарядное платье, идете в гости к подруге или в церковь в воскресенье. Меня вы не замечали. Да я и не старался попасться вам на глаза. Но я мечтал: когда в Лондоне сколочу состояние, смогу вернуться домой и предъявить свои права на Лиззи Мартин — если она примет меня и если никто не предъявил на нее права раньше меня.
Я не могла встретиться с ним взглядом. С того момента, как он спустился в погреб, где я томилась в заточении, у меня было достаточно времени, чтобы разобраться в своих чувствах, которые я испытала, услышав его голос. Облегчение при мысли о скором освобождении — да, наверное; но тогда, да и сейчас, было и другое: новая и странная неопределенность, которая и радовала, и тревожила меня. Из-за нее я лишилась своей всегдашней уверенности.
Я посмотрела на турецкий ковер и услышала собственный шепот:
— Никто не предъявлял на нее прав раньше.
— Как вы думаете, — нерешительно продолжал он, — миссис Парри не станет возражать, если я навещу вас, пока вы еще поживете у нее?
Я покачала головой, и мне удалось ответить со своей всегдашней оживленностью:
— Как бы она к вам ни относилась, она не в том положении, чтобы возражать!
— Хорошо, — продолжал Бен более уверенно, — а вы не будете против? Я имею в виду — против того, чтобы мы встречались?
Тогда я вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза.
— Нет, Бен, — ответила я, — я против не буду, и даже наоборот. Я буду очень рада!