Убийство в старом доме

— А ведь такого не должно быть! Вот уже два года на подземные работы запрещено нанимать мальчиков моложе десяти лет… а также женщин и девочек! Харрисону об этом прекрасно известно.

— Значит, мистера Харрисона теперь накажут? — спросила я.

— Что? — Мне показалось, что отец улыбнулся, но как-то невесело. — Нет, моя милая, никого не накажут. Харрисон повторит: он не знал, что мальчик такой маленький. Родителей запугают или подкупят, и они подтвердят, что солгали насчет возраста своего сына. Сомневаюсь, что кого-то хотя бы оштрафуют. И если даже владельцев шахты оштрафуют, то на мизерную сумму. Но я позабочусь о том, чтобы такого больше не случилось. Я подниму такой шум, что Харрисон, несмотря на все свое упрямство и отсутствие совести, не посмеет нанимать на работу в забое таких маленьких детей!

Отец распутал поводья, тряхнул ими, и мы поехали дальше. Я сунула руку в карман и нащупала там кусочек сланца — мой талисман. Я решила, что покажу его отцу в подходящую минуту. Пока же доставать его не стоит. Наша кобылка, почуяв, что мы возвращаемся в теплое стойло, быстро трусила по дороге, прижав уши к голове. Вскоре мы вернулись домой.

Едва войдя, я снова услышала женский плач. Молли Дарби сидела на ступеньках лестницы, накрыв лицо фартуком, и горько рыдала, потому что меня нигде не было, и она считала себя виноватой. Няню энергично распекала Мэри Ньюлинг. Экономка называла мою няню лентяйкой и соней и сулила, что доктор непременно вышвырнет ее из дома, когда вернется, и не даст ей рекомендаций. Где сейчас мисс Элизабет? Скорее всего, зловеще предрекала Мэри Ньюлинг, больше ее никто никогда не увидит! А если бедняжку украли цыгане? А если она упала в придорожную канаву? А может, ее увез почтальон? Они ведь, как всем известно, почти всегда пьяные!

— Да вот же она, — сказал отец, выталкивая меня вперед, чтобы доказать, что ни одна из бед меня не постигла.

Молли взвизгнула и вскочила на ноги, а затем прижала меня к своей пышной груди.

— Ах, сэр! Ах, мисс Элизабет! Где же вы были? Клянусь вам, сэр, я заглянула к ней в комнату ровно в семь, и ее там не оказалось! Как она вышла? Я ни звука не слышала!

— Отведите ее наверх и вымойте хорошенько, — устало велел отец. — Мэри, будьте добры, заварите мне чаю.

Я посмотрела на себя и увидела, что мои руки и одежда покрыты тонким слоем угольной пыли. Она как будто висела в воздухе над шахтой. Видимо, и лицо у меня стало таким же грязным.

Когда Молли потащила меня наверх, отец снова окликнул нас.

— Погодите!

Мы остановились.

— Да, сэр? — испуганно ответила Молли.

— Лиззи, — обратился ко мне отец.

— Да, папа? — так же испуганно, как Молли, ответила я, боясь, что теперь меня ждет наказание за мою выходку.

— На всю жизнь запомни то, что ты видела сегодня, — сказал отец. — Теперь ты знаешь истинную цену угля!

Оставшись одна, я положила талисман с папоротником в старую лакированную шкатулку, в которой хранились другие мои детские «сокровища». Я знала, что никогда не забуду того, что увидела в шахтерском поселке, хотя смысл отцовских слов дошел до меня не сразу. Впрочем, после того дня я ни разу не слышала, чтобы Мэри Ньюлинг жаловалась на дороговизну угля.

Мой отец был хорошим человеком и любил меня. Но на его плечи свалилось слишком много забот. Обо мне он не слишком пекся — лишь бы я была весела и здорова.

И все же моя выходка, должно быть, дала ему пищу для размышлений. Отец понял, что его дочь растет настоящей маленькой дикаркой. Вскоре после поездки на шахту Молли Дарби покинула наш дом, так как вышла замуж за фермера, и ее сменила гувернантка, мадам Леблан. Все совершилось как всегда: отец нанял ее главным образом потому, что она отчаянно нуждалась в работе и могла приступить тотчас же. Его добросердечие в очередной раз перевесило здравый смысл.

Вскоре я поняла, что никакого месье Леблана не существует в природе и «мадам» мою гувернантку называют лишь из вежливости. Зато она была настоящей француженкой и утверждала, будто приехала в Англию много лет назад и до нас служила в одной очень почтенной семье. К сожалению, ее прежние хозяева переехали в Индию и потому не могли дать ей рекомендательного письма.

Я подслушала, как Мэри Ньюлинг говорила кому-то на кухне:

— Гувернантка, как же! Помяните мое слово, она зарабатывала себе на пропитание вовсе не в классной комнате, а в спальне! И хотя сейчас она пообтрепалась, язык у нее подвешен неплохо. Ну а доктор по доброте душевной всему верит!

Я запомнила ее слова, хотя и не поняла их.