Убийство по расписанию

Гуров чувствовал себя подавленно. До предполагаемого преступления, которое он с легкой подачи Крячко взялся предотвратить, оставалось чуть более часа. Один час и четырнадцать минут, если быть точным. И на этом критическом этапе Гуров неожиданно зашел в тупик. Все предыдущие его версии рассыпались, как карточный домик. Не столько ради какого-то конкретного результата, а скорее для успокоения собственной души полковник связался с экспертами, которым ранее вручил полученное Завладской письмо, но, как и предполагалось, те не смогли ничем порадовать сыщика. Еще одна ниточка обрывалась.

– Выпей кофе, Лева. Взбодрись.

Орлов лично поставил перед полковником чашку кофе, отошел к окну и задернул шторы. Включил в кабинете электрический свет. На улице сгустились сумерки.

Гуров машинально кивнул, взял чашку и сделал небольшой глоток, затем еще один и еще. Туман в голове слегка рассеялся, но это уже никак не могло повлиять на ситуацию. Гуров осознавал, как мало времени осталось на решение проблемы. Его не хватит и на то, чтобы выработать новую версию, а уж о том, чтобы проверить ее и так далее – не могло быть и речи.

– Я когда-нибудь вам обоим головы поотрываю, – высказался генерал, возвращаясь на свое рабочее место и занимая удобное положение в кожаном кресле с высокой спинкой. Орлов, как всегда, был в одной рубашке, а его генеральский китель висел на стуле в противоположном конце кабинета. – И тебе, и Стасу. За самовольные действия, за нежелание держать меня в курсе событий. Ты ведь в курсе, что я не единожды звонил тебе на мобильный?

– В курсе.

Гуров сделал еще глоток кофе, после чего поставил чашку на уголок генеральского стола и полез в карман за сигаретами.

– И ты ни разу мне не ответил. И не позвонил мне сам.

– У меня не было времени.

– Да ну?

– Петь, я весь день гонялся по городу как угорелый. – Полковник оправдывался исключительно для проформы. Он знал, что и Орлов распекает его только для того, чтобы морально встряхнуть. – То в больницу, то в «Эдельвейс». Там стрельба, тут... – Гуров споткнулся на полуслове и махнул рукой. – И все без толку.

Щелкнула зажигалка, поднесенная к кончику сигареты, и сизый ароматный дымок потянулся вверх.

– Ну почему же без толку? Такую организацию серьезную накрыл. – Орлов придвинул к себе папку и постучал по ней согнутыми костяшками пальцев. – Этот твой «Эдельвейс» тот еще фрукт оказался, как выяснилось. У них много чего при обыске обнаружилось. И, знаешь, кто покрывал всю эту деятельность своим политическим весом?

– Знаю. Ромашов.

– Точно. – Генерал усмехнулся. – Только этот фрукт нам, Лева, к сожалению, не по зубам оказался.

– Что так?

– А так. Между прочим, он уже звонил мне. Сначала сам, а потом и люди посерьезнее. Связями он, я тебе скажу, солидными обзавелся. – Орлов поднял вверх указательный палец, подразумевая под этим жестом высокие кабинеты. – Бегал, наверное, с пеной у рта, суетился, обзванивал всех. Но главного добился-таки. На меня поднажали, Лева. Это, кстати, одна из причин, по которым я тебе звонил. Они требовали, чтобы ты оставил свои нападки на «Эдельвейс». А потому мы должным образом и не смогли отреагировать, когда ты учинил там первую стрельбу. Достали они меня все, Лева. Устал я. В отпуск хочу. А еще лучше на пенсию. У меня что-то в последнее время сердечко начало пошаливать.

Гуров пристально посмотрел на генерала. Вынул изо рта сигарету и осторожно стряхнул пепел в хрустальную пепельницу.

– И что же теперь? – напряженно спросил он. – Дело спустят на тормозах, а Доронина отпустят гулять на свободе? Чтобы он и дальше занимался продажей младенцев на органы?

– Как бы не так! – Орлов резко хлопнул раскрытой ладонью по поверхности стола. – На этот раз пальцем в небо, Лева. То, что ты сделал потом – смерть Щетинина и Лобанова, арест самого Доронина, – все это в корне изменило ситуацию. Ромашов позвонил мне минут десять назад. Он отрекся от «Эдельвейса». Сказал, мол, делайте, что хотите, только меня не трогайте. Ну, не таким открытым текстом, понятное дело, но суть я изложил тебе верно. И что-то подсказывает мне, – генерал размял пальцами подбородок, – что твой знакомый, Альберт Доронин, не доживет до суда. По своим каналам Ромашов постарается добиться того, чтобы тот повесился в камере или умер от сердечного приступа.

– Ну и черт с ним, – отмахнулся полковник. – Я свое дело сделал, а остальное не наша забота. Что будем с Завладской делать-то?

– А что с ней делать? Сажать ее будем, – уверенно произнес Орлов. – Вместе с подружкой. Как ее там? Аникеева, что ли?

– Это понятно. – Гуров вновь затянулся сигаретой. – А с покушением что? Тупик?

Орлов закатил глаза, затем болезненно поморщился и машинально потянулся рукой к отвороту рубашки. Однако в последний момент передумал и, изменив траекторию, полез пальцами в задний карман брюк. Достал пластинку с таблетками валидола, отломил одну, распечатал и сунул ее под язык.