У темного-темного леса

С этой мыслью, повинуясь внезапному наитию, я повесила на голубенькую дверь простенькое заклинание-тревожку. Такие вешали целители на раненых на поле боя, когда страдальцев много, кому в первую очередь нужна помощь непонятно. Оно извещало, если человеку становилось плохо и выводило к страдальцу. Глупость, может быть, но пусть будет, мне так спокойнее.

И уже с совсем легким сердцем я снова шагнула в непроглядную тьму.

Я просыпалась несколько раз. Выхватывала какие-то обрывки фраз, тревожных голосов, запахи лекарственных зелий, расплывчатые пятна, никак не обретающие четких очертаний, и снова проваливалась в густой тяжелый сон без сновидений, куда больше похожий на потерю сознания. Меня качало, как на волнах во время шторма — то захлестывало с головой, то отпускало на мгновение, то снова уносило в пучину.

Качка прекратилась внезапно. Я неожиданно для себя осознала, что уже не сплю, просто лежу в кровати, укрытая шерстяным одеялом. Голосов вокруг не было, тишину нарушало только поскрипывание пера.

Веки все еще были какими-то неподъемными, а потому с трудом разлепив пересохшие, казалось, намертво склеенные губы, я попыталась поинтересоваться, кто здесь, но издала только едва слышный предсмертный хрип.

Скрип сменился торопливыми шагами, чьи-то руки приподняли мою голову и сухих шуб коснулся глиняный бок кружки.

Я присосалась к ней так жадно, будто не пила неделю (хотя, кто знает, может и неделю!), не ощущая ни вкуса, ни запаха… на свое счастье! Потому что, когда ощутила…

О, богиня, я кажется начинаю догадываться, за что именно нас недолюбливают пациенты!

Очередной глоток вязкой гадости застрял в горле, я закашлялась, замотала головой и без сил рухнула обратно на подушку.

— Ох, болезная, — проворчал сбоку родной голос Нольвенн.

— Воды-ы, — просипела я, малость воодушевившись. Теоретичка не целитель, можно не опасаться, что меня сейчас начнут со всех сторон осматривать, перетрясать и выговаривать о безответственности.

Но к вторично поднесенной ко рту кружке я на всякий случай принюхалась и, осушив до дна, наконец почувствовала прилив сил. От воды, конечно, а не от подействовавшей гадости, в которой я под конец опознала заговоренную настойку эхинацеи, щедро разбавленную восстанавливающим зельем. Ядреное варево. Ну спасибо тебе, Элара!

Сил хватило на то, чтобы приподняться на локтях и наконец-то разлепить глаза.

— Все? Побежала? — скептически уточнила подружка, но подушку под спину заботливо подоткнула. Нольвенн вся целиком от голоса до кончиков кос была воплощением неодобрения, и у меня даже были подозрения, чем я это заслужила.

— Как долго?..

— Три дня. Ты чуть не выгорела, Шела. У Элары еле-еле хватило сил тебе помочь.

Чуть-чуть не считается, поэтому от упрека в ее словах я отмахнулась, обошлось же!

— Как Кайден?

— Жив. Здоров. Свободен. Порывался ночевать у твоей постели, но я его выгнала. Нужен он мне тут! Потом чуть дверью не пришибла, пришлось и из коридора выгонять. Он заходил полчаса назад.

— Да? — я воодушевилась.

— Сказал, что убьет тебя, как поправишься. Я ему намекнула, конечно, что немощных убивать проще, но он, кажется, хочет получить полное удовольствие от процесса.

— Злые вы, — прохрипела-проворчала я, нахохлившись.

— А ты дурочка, нашла с кем тягаться.

— Что ж ты меня не отговорила?

— Я-то не дурочка, — припечатала в ответ Нольвенн, — время без толку терять.

Я уже хотела буркнуть еще что-то оскорбленное, но не успела. Теоретичка присела рядом на кровать и рывком уткнула меня себе в плечо. Желание оскорбляться пропало, а необходимости что-то говорить не было. Так мы и просидели какое-то время в обнимку. После чего Нольвенн, едва заметно шмыгнув носом, поинтересовалась, не голодна ли я. Живот с энтузиазмом булькнул эхинацеей.

Подружка притащила на кровать деревянный поднос, укрытый полотенцем. Я мимолетно пожалела (сюда бы Кайдена с его разогревом…), озадачилась (интересно, а магия у него осталась?) и забыла, потому что желудок отобрал у мозга штурвал и заставил наброситься на пусть холодную, но невероятно вкусную картошку с мясом. И по мере его наполнения я окончательно возвращалась в реальный мир из того, в котором пребывала вот уже неделю со всей этой демоновой кутерьмой.

— Ну, что тут у вас было? — спросила я, робко порываясь отставить полегчавший поднос. Нольвенн на меня шикнула, подхватила его и отнесла на стол.

— Наставники очень ругались. Мадален сказала, что дура ты, и пороть тебя некому, а она не будет, потому что у нее под сотню таких дур, каждую пороть — рук не хватит. Но она придумала кое-что поинтереснее…

Я содрогнулась и испытала паническое желание выпрыгнуть в окно и сбежать, куда глаза глядят, а теоретичка продолжала, как ни в чем ни бывало:

— Королевский дознаватель приходил, покрутил носом, покатался вокру…

— Нольвенн! — негодующе одернула я, но не удержалась и прыснула.