У роз нет запаха и вкуса

Подставила ветру лицо, с трудом давя глупую улыбку на лице.

— Доброго утра, леди, — раздался сухой скрипучий голос, который я ожидала услышать, пожалуй, даже меньше голоса пресвятой девы. Открыла глаза и уставилась на леди Элону, стоящую в двух шагах и смотрящую на меня немигающими непроницаемыми, как у черепахи или ящерицы, глазами.

Теперь уже мне захотелось осенить себя защитным жестом.

— Вы приглашали меня на ужин вчера. Я не смогла тогда принять приглашение, но сегодня, да и завтра с удовольствием воспользуюсь им. Благодарю вас, леди.

Глава 7

Мне кажется, весь мир следит за мной. Стоит мне выйти из дома, как я натыкаюсь на цепкий взгляд Самсура. Крыса леди Элона теперь присоединяется ко мне за завтраком, обедом и ужином, и я готова была откусить себе язык за то, что предложила ей это. Наше общение с Вильемом, которому я в тот же день отказала в совместном ужине, сводится к открытию и закрытию дверей в фамильную читальню. Правда, я думала возобновить совместное чтение — но отказалась от этой мысли после того, как меня на пороге довольно настойчиво окликнула одна из служанок с просьбой решить кое-какой вопрос с поставщиком молока. Прежде слуги игнорировали меня, но теперь — или у меня действительно развивается паранойя — всем и каждому есть до меня дело.

Завтра должен вернуться Мортон, и эта мысль приносит едва ли не облегчение. Моё безумие закончится, просто не выдержав соседства с его безумием.

— Леди Альяна, с вами всё в порядке? — тихий голос Вильема нарушает тишину, и я понимаю, что застыла в дверях библиотеки.

— Голова кружится, — нейтрально отвечаю я, избегая смотреть на него. — Занимайтесь, сэр Хоринт. Завтра возвращается магистр Мортон.

— Уже завтра? — несколько растерянно переспрашивает Вильем. — Что ж… Действительно хорошая новость. У меня накопился ряд насущных вопросов. Но один из них требует взгляда извне… Вы не могли бы мне помочь?

— Я уже объясняла…

— Здесь не требуется дар или какие-то специальные знания. Но обращаться к слугам мне неловко.

— Что от меня нужно? — сдаюсь я, чувствуя слабость в стопах и запястьях одновременно.

— Просто подойдите поближе.

Если бы это было так просто! Но я подхожу.

Вильем уже устроился за своим рабочим столом: стопка оставленных Мортоном для чтения книг уменьшилась вдвое, зато появилась стопка исписанных конспектами листов… «Не должно быть претензий и повода для угроз», — мелькает в голове предательская мысль. Не должно быть. Я ничем себя не выдала. Разовый ужин можно объяснить обыкновенной вежливостью… Мальчишка весьма общителен.

— Сейчас я работаю над иллюзиями, — как ни в чём не бывало небрежно говорит Вильем, не глядя на меня. — Это не самый сложный вид магии, но он требует огромной сосредоточенности, а у меня проблемы с концентрацией, особенно в присутствии наблюдателя. Но я очень стараюсь. Смотрите, леди.

Чтобы увидеть что-то из-за его плеча, мне приходится подойти ближе, и я наклоняюсь над ним, чувствуя себя так, словно у меня только что отрубили крылья, приставив вместо них неказистые неловкие руки, которыми я враз разучилась пользоваться.

Вильем крепко сжимает ладони — ровные, сильные, с длинными пальцами и очень аккуратными ухоженными ногтями — и с силой разводит их. Я, ожидавшая какого-то волшебного фокуса, почти разочарованно выдыхаю: пусто.

Но я молчу. И готова стоять так ещё не меньше часа.

На напряжённо распахнутые глаза набегают слезинки, и я понимаю, что забыла моргать. Протираю глаза ладонью — и ахаю. Над столом парит маленькая, но совершенно настоящая на вид алая роза. Я могу разглядеть каждый шипик, косой срез стебля, паутину жил на листьях.

Нет только аромата, но после дармасских роз сада Койнохолла я его и не жду.

— Какая красота! — восхищаюсь я. — А можно потрогать?

И замираю, понимая, как двусмысленно звучат мои слова. Вильем тоже молчит какое-то время, а потом тихо отвечает:

— Вам — можно. Но вы ничего не почувствуете. Это только иллюзия.

— Я живу среди иллюзий, — бездумно отвечаю я, наклоняюсь ниже, но не касаюсь иллюзорной розы.

Касаюсь губами его макушки, кладу руки на плечи, чувствуя, как каменеют под моими руками упругие мышцы.

Цветок пропадает, а ладони Вильема опускаются на столешницу.

— Опять забыли принять лекарство? — почти с насмешкой спрашивает Вильем, но в этой насмешке немалая доля горечи.

— Не забыла, — говорю я, спускаясь губами до его ушной раковины. — Выбросила в окно. Они делают мою жизнь пустой… и бессмысленной.

Вильем чуть-чуть поворачивается ко мне, и я целую его в губы. Мягкие, свежие, как весенний ветер. Вильем не отталкивает меня, но и отвечает не сразу, и его неуверенность, почти робость пьянит меня и делает отчаянно-смелой.

Впрочем, понятно, чего он боится — Мортона. Но я прогоняю эти мысли, словно назойливых галок. Точнее, поцелуй — тот выстрел, после которого мысли сами испуганно разлетаются в разные стороны и не возвращаются.