У

- И буду поддерживать. Повторяю вам, что это единственная возможность воздействовать на Лебедей. Усмирить их неистовство, так сказать. Что же касается доктора и общности его жены, то для него мы проведем исключение.

- Как же так: первая коммуна такого рода в СССР и председатель коммуны будет иметь отдельную жену?

- Это для него будет отдельная, а для всех будет как бы общая.

- То есть вы его будете обманывать?

- Зачем обманывать? Это он нас будет обманывать.

Необыкновенная мысль осветила мою голову.

- Позвольте! - воскликнул я.- А не дядя ли Савелий дал вам такие советы?

Насель смутился.

- Что ж, Егор Егорыч, я буду откровенен: он.

- Не советую я вам говорить это доктору.

- Почему же? Разве уж вы так точно знаете его душу? Если он столько времени и с такими лишениями добивался любви Сусанны Львовны, причем даже, извините меня, ревновал, то ведь ему счастье даром идет. Я вас только попрошу передать дословно, о чем мы говорили, а кроме того, с ним и Сусанна Львовна будет говорить.

Тут вошел Черпанов.

- Я служу у вас скоро две недели, Леон Ионыч, но я не знаю, какой у меня оклад и получу ли я его.

- А хоть завтра.

- Нет, благодарю. Я должен вам сказать, Леон Ионыч, что я отказываюсь от поездки на Урал.

- И прекрасно. Не будете под ногами мешаться. Вот мне надо насчет костюма к Валерьяну и Людмиле идти, а вы туда раньше попали и напакостили, обидели, подрались, а еще сознательные.

- В данном случае, если я с вами пойду, это ничего, кроме пользы, вам не принесет.

- Почему так?

- Они желают доктора избрать председателем коммуны.

- Мысль хорошая. Позвольте, но ведь ее именно дядя Савелий выдвинул?

- Он.

- Ой, убежит, ой, до чего ж хитрый. Слушайте, Егор Егорыч, тогда я вам говорил как испытание, а теперь серьезно. И даже отлично, что вы у меня не служите, иначе можно было б рассматривать подобный разговор как служебное насилие. За две недели все-таки я вам выплачу, об этом не беспокойтесь. Разрешите вас спросить, Егор Егорыч, как вы относитесь к золоту?

- Да безразлично.

- Нет, к личному пользованию?

- Никогда не было.

- Плохо. Силы не знаете. Но деньги любите?

- Если они нормально добыты и без хлопот.

- То есть жалованье. Обюрократились вы, а всего только 25 лет вам. Хорошо, но хотите за одну ночь получить пять тысяч жалованья, самое меньшее?

Я промолчал - и от неожиданности и от любопытства, кроме того, я знал, что молчание заставляет всегда Черпанова говорить более связно. Он продолжал:

- У вас нет оснований верить в корону американского императора, а у меня есть. И по-моему, корона эта хранится у дяди Савелия. И я даже знаю где. Видели вы, на полу стоит плевательница, какая в вагонах употребляется, причем верх у нее снимается, и он в нее усердно сплевывает. Почему такой человек, который так стильно выдержал свою комнату, будет держать отвратительную плевательницу, постоянно напоминающую о вагонной пыли. Вы возразите, что купил случайно... Окно открывает. Нет, ветер. И что тут такой гнусный фонарь? Ничего не видно. Нет, такой человек ничего случайного не купит, а она тяжела, ногой не опрокинешь, а по размеру как раз для короны, потому что ее делали не громоздкой, дабы легко было через границу перевез-ти. У меня есть пять тысяч для организации этого дела, и я их вам отдам, а мне корону. Иначе меня убьют.

- Кто убьет?

- Лебедевы убьют. Никакая это не комиссия, и вообще это несчастьем было для меня, Егор Егорыч, познакомиться, да, собственно, какое это убийство?

- Убийство?