Тысяча ударов сердца

Даже если мой самый близкий друг будет умирать от переохлаждения, плащ останется при мне.

Мать верной спутницей маячила возле Кавана. Я смутился, не зная, как себя вести. Казалось, вчера мы сожгли все мосты. А сегодня на мне красуется отцовский плащ, преподнесенный ее щедрой рукой.

Я остановился и вопросительно наклонил голову.

В глазах матери блеснули слезы. Она коротко кивнула, рот исказила страдальческая улыбка.

Пойму ли я когда-нибудь эту женщину? Поймет ли она меня?

Или мы и впредь будем сторониться друг друга?

– Наши гости требуют, чтобы мы сложили оружие, – объявил Каван.

– Если вы появитесь с оружием, это будет расценено как акт агрессии. Его величество не потерпит этого, – отчеканил Белый Флаг.

– С какой стати нам ехать безоружными? – прорычал Каван.

Белый Флаг развел руками:

– Послушайте доброго совета, не берите мечи.

– Я по-прежнему отказываюсь. – В интонациях Кавана отчетливо слышалась угроза.

– Я по-прежнему считаю, что вы совершаете ошибку.

Воцарилось долгое молчание. Не мешкая я обнажил меч и приставил его к горлу парламентера. Тихоня и Пугливый попятились, но их моментально взяли в кольцо, лишив шансов на побег.

– Если вы так хлопочете о том, чтобы мы не брали мечи, значит они наверняка нам понадобятся. Отвечай на вопрос и не вздумай врать: король явится не один?

– Разумеется, не один, – фыркнул Белый Флаг. – Его величество будет сопровождать сын и несколько телохранителей.

Он говорил убедительно, однако я нутром чувствовал обман.

Сообразив наконец, что его пытаются обвести вокруг пальца, Каван лениво взмахнул рукой:

– Это ничего не меняет. Мы нагрянем туда во всеоружии, и король вскоре присоединится к вам на том свете. Леннокс, разделайся с ними.

Сердце у меня ушло в пятки, однако я недрогнувшим голосом скомандовал:

– Связать их.

Олдрик, Иниго и Слоун велели троице вытянуть руки перед собой и затянули им узлы на запястьях. Удостоверившись, что веревки прочны, я указал на тропу, ведущую к морю:

– Вперед!

– Подсобить? – шепнул нагнавший меня Иниго.

Я помотал головой:

– Сам справлюсь. А ты пока собери отряд. Действуем по плану.

Удалившись на приличное расстояние от замка, Пугливый повернулся к Белому Флагу:

– Колман! Колман, не молчи! Объясни, что мы говорим правду!

– Друг мой, они все равно не поверят. Надо смириться, – обреченно произнес Белый Флаг.

Пугливый в ужасе уставился на него:

– Смириться? – От осознания неминуемой смерти его глаза предательски заблестели.

Тихоня, шагавший во главе колонны, остановился и с мольбой взглянул на товарища. Затаив дыхание, мы ждали его ответа.

Белый Флаг – Колман – посмотрел на меня, потом на своих спутников:

– Даже если бы я знал больше, все равно не сказал бы. Пусть мое молчание станет последним зароком преданности королю. – Он мотнул головой в мою сторону, подразумевая, что я побегу докладывать обо всем Кавану.

Как сильно он заблуждался!

– К берегу, живо! – скомандовал я.

Спустившись к воде, я выстроил троицу вдоль черной песчаной полосы. Небо заволокло тучами, собирался дождь.

– Довольно лжи! Отвечать быстро и внятно! Ваш король, какая у него слабость?

Белый Флаг не разомкнул губ, однако Пугливый не утратил надежду, вообразив, будто ответ спасет его от гибели.

– Дети! – выпалил он. – Ради них он пожертвует чем угодно.

– Виктос, умолкни! – рявкнул Колман.

– А у принца?

– Сестра. А у нее – брат.

Связанными руками Колман ударил товарища под дых и повалил навзничь.

– Нас ведь убьют, неужели ты не понимаешь? – прохрипел Виктос.

Колман с ненавистью уставился на меня:

– Я счастлив умереть за возмездие, за мирное небо над головой.

Я повернулся к Тихоне, который с момента своего появления не проронил ни слова. Он смотрел себе под ноги, то ли в знак протеста, то ли потому, что смирился с судьбой.

– Ты. Как твое имя?

– Палмер.

– Не хочешь ничего сказать?

Виктос тем временем поднялся, Колман с тревогой ждал откровений Палмера.

Тот с минуту глядел на меня.

– Ее высочество обмолвилась, что вы считаете наше королевство своим.

– Так и есть.

– Однако у вас нет никаких доказательств.

– Отсутствие библиотеки не отменяет истины, – парировал я.

– При некоторой романтичности натуры ее высочество всегда руководствуется здравым смыслом. Если найдете доказательства, она сумеет добиться мирного соглашения. У нее, как и у матери, обостренное чувство справедливости.

– Стойкости ей тоже не занимать, – не утерпев, добавил я.

Палмер как-то странно посмотрел на меня:

– Это верно. Ты и вообразить не можешь, что ей пришлось пережить.

Я озадаченно нахмурился. Кое-какие страдания Анники не были для меня секретом, поскольку вина за них всецело лежала на мне.

– О чем ты толкуешь?

– Если мне суждено умереть, я не запятнаю себя предательством. Более ты от меня ничего не услышишь.

Какую преданность Анника внушала людям!

– Тогда последний вопрос: если ты так предан принцессе и ее семье, зачем вообще поделился со мной информацией?