Потому она снова сосредоточила свое внимание на Омайзи Рухае и с высоты полета увидела, как он, пошатываясь, пробирается сквозь ряды непаханых полей, мимо печи для обжига, заброшенного фермерского дома, сгоревшего сарая.
Нихаой.
Он был где-то рядом с Нихаоеи.
Но Нихаой была опасна для сына Омайзи, и пока Миуко смотрела, как призраки Огавы – древнего врага его семьи – появлялись вокруг него, выползая из земли и призывая к отмщению своими гнилыми языками. Быстро одолев его, они провели его, удерживая на острие меча, через рухнувшие ворота в заброшенный сад, где раздвоенная черная сосна вонзалась в небо, как перевернутая в обратном направлении молния.
Далеко на севере тело Миуко достигло края зеркального пруда. Она схватила главного жреца за воротник и потащила к себе, протягивая искривленные синие пальцы к его горлу.
Но Миуко знала эту сосну. Знала эти ворота. Знала этот сад.
Постоянно меняющиеся очертания мира духов померкли.
Она вернулась в свое тело, оттолкнула Хикедо от себя и упала обратно в воду.
– Простите! – выдохнула она. – Я причинила вам боль?
Ошеломленные, Хикедо покачали головой, пока остальные жрецы помогали им подняться на ноги.
– Ты была близка, не так ли?
– Миуко? – спросила Мели, в ее музыкальном голосе слышался страх. – Это ты? Ты вернулась?
Гейки не стал дожидаться ответа. Он ворвался в пруд и налетел на Миуко с такой скоростью, что ее отбросило в воду, тяжело приземлившись на зад.
– Ой!
– Извини! – Он уткнулся носом в ее плечо, как птица, которой он и был, и, понизив голос, добавил: – На секунду я подумал, что ты ушла навсегда.
Вздохнув, Миуко прильнула к нему.
– Нет, просто отошла достаточно далеко, чтобы напасть на самого важного человека на острове.
Ацкаякина рассмеялся.
– Что ты имеешь в виду? Ты не нападала на
– Хотела бы я сказать то же самое о тебе. – Она указала на свою опаленную одежду там, куда фонарь попал в нее.
Его глаза виновато распахнулись.
– Это все Мели.
Миуко плеснула в него водой.
– Лжец.
– Ты этого не знаешь! – запротестовал он, помогая ей выбраться из пруда. – Ты была в Ане, пытаясь найти душу какого-то чудн
– Что я и сделала.
– И поэтому ты не можешь знать, кто в кого какие фонари бросал.
– Значит, сработало! Ты отыскала душу доро? – Мели вложила им в руки полотенца и свежую одежду. – Ты знаешь, куда пойдешь дальше?
– Да. – Миуко встала, выжимая воду с волос. Она провела семнадцать лет своей жизни, глядя на эти заброшенные поля, но вошла через разваливающиеся ворота только девять ночей назад, промчавшись мимо корявой сосны к полуразрушенному мосту, где она ступила на путь, по которому следовала сейчас.
Душа Омайзи Рухая таилась в старом особняке мэра Нихаоя.
– Мы отправляемся домой, – сказала она.
23
Разрушение Авары
Когда Миуко и Гейки приготовились к отъезду, Мели повязала каждому на шею по алому шарфу.
– В твоей сумке есть еще четыре для тех смертных или духов, кому они могут понадобиться, – сообщила она, натягивая ткань на плечи Миуко. – Удачи.
Уже будучи в своей гигантской птичьей форме, ацкаякина пронзительно закричал:
– Она нам понадобится.
Миуко поклонилась Мели.
– Спасибо за все, что ты для нас сделала.
Молодая послушница быстро обняла ее, прижавшись теплой щекой к волосам Миуко.
– Спасибо
Перекинув провизию через свое плечо, Миуко забралась на спину Гейки. Взмахнув огромными синими крыльями, он поклонился жрецам, которые торжественно поклонились в ответ, и взмыл в небо.
Они летели над океаном, рассекая черные волны; ветер будто целовал щеки Миуко, запутывая пальцы в волосы, как если бы был человеком. Ослабив хватку на Гейки, Миуко опустила руки по бокам и вдохнула резкий соленый воздух.
Он имел вкус свободы.
Опасности и возможности.
Миуко прикрыла глаза и в этой ревущей темноте вновь подумала о своей матери, скачущей верхом на украденной лошади по невозделанным полям навстречу неизвестному будущему.
– Что ты делаешь? – каркнул Гейки, вырывая ее из измышлений. – Если упадешь, я не стану тебя ловить!
Усмехнувшись, Миуко снова обняла его.
Волны жара обрушились на них, когда они проносились над материком, и Гейки быстро повернул на запад, чтобы избежать воздействия испепеляющего ветра. Под ними простирались огромные полосы опустошения: поля и леса горели, горы были затянуты дымом, города превратились в пепелища, объятые огнем.
Туджиязай ведь предупреждал ее, не так ли?
Он намеревался уничтожить мир, и разрушение было молниеносным.
Когда первые лучи солнца пробились к ним с востока, они увидели беженцев, бредущих по дорогам, и обглоданные стервятниками трупы, лежащие на залитых кровью лугах. В некоторых местах, однако, земля казалась нетронутой – почти пустынной – ничего, кроме брошенных повозок и опрокинутых корзин, чье содержимое вываливалось в канавы, чтобы обезьяны могли полакомиться отходами.