Но, несмотря на аристократическую посадку головы, живость и прямую спину, дедушка Абель едва передвигался на своих ногах. В основном его возила на коляске сиделка – женщина с кукольным личиком, возраст которой было трудно определить. Черные, огромные глаза, как у Твигги, крохотный носик, пухлый рот и короткое каре темно-каштановых, блестящих, как пластмасса, волос делали ее похожей на юную женщину лет двадцати пяти. Но сноровка, молчаливость и тяжелый, равнодушный взгляд выдавали более зрелый возраст. Видно было, что она профессионал в своем деле. К тому же она очень странно одевалась – как дама сороковых: серый английский костюм с прямым жакетом и юбкой ниже колена и тонкий свитер кирпичного цвета. Роста она была такого невысокого, что стоя едва ли доставала головой спинки кресла. Весь полет она исполняла просьбы своего подопечного, обходясь очень скудным словарным запасом. И ее речь был такой яркой и звонкой, что у Веры закрались подозрения, точно ли Кароль Солер – француженка. Фамилия у нее, кажется, испанская.
Сильвия Боннар и ее сын Ксавье сели в зоне, где по один и другой борт самолета располагались по паре кресел через столик. Вдова тотчас надела на глаза маску для сна, распрямила подножку кресла, чтобы вытянуть ноги, и весь полет провела, не двигаясь. Ксавье сидел с Зоей через стол, и они о чем-то доверительно шептались. Пару раз до Веры, которая пыталась навострить уши, пока не беседовала с дедушкой Абелем и не переговаривалась с Даниелем, донеслись слова «Ротко» и «Поллок» – видимо, обсуждали свою работу.
Зоя… Ее спокойствие больше всего удивляло Веру. Она явилась в аэропорт, как обычно, во всем черном: элегантный брючный костюм, шпильки, пальто в пол и широкополая шляпа, из-под которой спускались волны длинных волос, уложенных в стиле бурлеск. Этакая актриса кино в жанре нуар. Вера пыталась с ней заговорить об Эмиле, но та положила ей руку на плечо и отрезала:
– Ему не привыкать, он бывает за решеткой чаще, чем в своей постели, милая.
А потом нагнулась к уху, взмахнула ресницами и прошептала:
– Я здесь как друг семьи, соблюдаю нейтральную позицию и ни во что не ввязываюсь, пока тебе не будет угрожать опасность. Поэтому прошу без глупостей. Эмиль попросил присмотреть за тобой.
Вера опасливо глянула на ее ярко-алые губы. Последние слова Зои заглушил рев двигателя самолета, поэтому она едва их услышала, но уловила смысл, почти прочтя его по губам. «Присмотреть за тобой» потом долго звучало в ее голове томным голосом сестры Эмиля.
Вся компания ожидала под открытым небом, пока поднимут инвалидную коляску дедушки Абеля по откидному трапу. Над их головами нависали тучи, порывами налетал ветер – вот-вот ливанет дождь. Вера с удивлением смотрела, как Зоя отвернулась и принялась вести светскую беседу с Сильвией Боннар, одетой во все светлое – пальто, модные сейчас брюки-клеш в стиле Джейн Биркин, косынка, которую она придерживала одной рукой, демонстрируя ярко-алый маникюр.
В самолете беседа велась лишь зонально, и у Веры не было возможности поговорить с Сильвией, чтобы узнать ее получше. Позавчера, когда Эмиль еще не был арестован, Вера не смогла составить о ней никакого мнения – до того женщина была манерной и неприступной в своей утонченности. Она ни на секунду не покидала образа светской дамы. С точки зрения физиогномики казалась сдержанной и великодушной. Вера слышала, с каким теплом она выразила Зое сочувствие касательно Эмиля, сказав, что непременно все утрясется и ее адвокаты уже ведут переговоры с адвокатами дедушки Абеля, у которого оказался Тициан.
Что касается этого странного инцидента, то его не вспоминали, пока вдруг самолет не попал в грозовые облака и его не начало как следует трясти. Первым вышел из себя Ксавье, который, как оказалось, ужасно боялся турбулентности.
– В этом году обещают аномальные грозы, – проронил он, обращаясь ко всем. – Никогда не видел шаровую молнию, и не хотел бы.
– В апреле еще нет гроз, – ответил ему Даниель, глядя на Веру влюбленными глазами.
– Я, кажется, упомянул слово «аномальные», – парировал Ксавье. В полет он надел костюм из клетчатого твида с жилеткой, которая была украшена цепочкой белого золота, на конце висели старинные часы с крышечкой. Он постоянно доставал их, чтобы посмотреть время.
Даниель только тихо посмеялся над ним, шепнув Вере, что тот всегда трусит летать, хоть делает это не менее трех раз в неделю.
Вере почему-то вдруг подумалось, что Даниель, имея возможность летать на частном самолете, мог легко вести по всему миру художественную деятельность под псевдонимом Бэнкси. Она все еще никак не могла отделаться от мысли, что перед ней знаменитый британский художник стрит-арта.
– В этот самолет шаровая не ударит, – безапелляционно заявил дедушка Абель, – с вероятностью пятьдесят процентов.