– И делал бы это дальше, если бы проявлял качества хорошего руководителя, – вновь рубанул ладонью Ксавье, резко перестав смеяться. – Его назначил отец в надежде, что старший сын образумится и станет частью Ардитис. Но этого не произошло. И никогда не произойдет. Предел мечтаний Даниеля с его профессорским званием, двумя дипломами: искусствоведа и аукциониста, и прочими заслугами – иметь книжный магазин и пиццу по вечерам в компании с хорошей книгой. Это все! Он уволился из Ардитис лет семь назад и попросил отца купить ему книжный. Мужчине сорок, он сын миллиардера и самого видного предпринимателя Франции, говорит на семи языках, его воспитывали преемником, и он… просит отца купить ему книжный магазин и пытается зарабатывать на жизнь игрой на фортепьяно в ресторанах! Вы встречали более нелепого персонажа в своей детективной практике? Над ним смеются все наши родственники. Я вам больше скажу: какой-то знакомый сценарист использовал этот эпизод нашего семейного позора, по нему даже фильм сняли.
Его лицо исказил искренний гнев. У Веры закралось подозрение, что вместе с полосатым костюмом и усиками Кларка Гейбла Ксавье надевал личину хорошего актера. Он был слишком убедительным.
– А что для вас значит – «качества хорошего руководителя»? – спросила Вера, которой было поручено задавать проективные вопросы; они потом помогут собрать картину профиля допрашиваемого.
– Уж точно не то, что я сейчас перечислил.
– То есть вы находите вашего брата смешным и нелепым? Может, вы считаете, что он… например, безумен?
– Именно так и считаю!
– И не отрицаете, что ваш брат может быть художником Бэнкси?
– Не отрицаю! – бросил Ксавье. – Этот сумасшедший может себе позволить и такое.
– «Девочка с воздушным шариком» будет продана на закрытом аукционе? – принял эстафету Эмиль.
– Да, в это пасхальное воскресенье. Торг уже состоялся. Мама решила не афишировать продажу. И вообще… все планировалось совершенно не так, как вам описал Даниель. Картину просто передадут запечатанной, никакой помпы.
– Даниель сказал, должен быть аукцион, на нем настаивал Филипп Ардити, – нахмурилась Вера, которая начала запутываться.
– Дядюшка может говорить все, что ему взбредет в голову, они с Даниелем два сапога пара.
– А почему надо ждать Пасхи? – спросила Вера.
– Человек, который приобрел полотно, будет присутствовать на пасхальном обеде. Ему удобней получить его в нашем замке.
– Наверное, это очень состоятельный человек. И он мог бы просто выслать за картиной кого-то, – предположил Эмиль.
– Мог бы. Но поступает так, как ему заблагорассудится. Мы лояльны к желаниям наших клиентов, имена которых не разглашаем.
– То есть картину демонстрировать не станут? И аукциона не будет?
– Да нет же! Даниель зря волнуется. По приезде в Пон Д’Азур он сможет убедиться, что полотно его любимого художника в целости и сохранности. Но, увы, оно продано.
– Разрезанное или все-таки целое? – уточнил Эмиль.
– Ну да, я это и хотел сказать. Такое, каким его приобрел отец.
– Вы как будто юлите, – ухмыльнулся тот. – Поступила информация, что Рене Ардитис приобрел ее именно что «в целости».
Озадаченный Ксавье вынул и опять сунул руки в карманы брюк, а потом уставился на Эмиля взглядом годовалого теленка.
– Вы пришли мне зубы заговаривать? – резко бросил он.
– Мы пришли по просьбе нашего клиента, который жалуется, что родственники хотят свети его с ума.
– Что? – скривился Ксавье.
– Он был назначен узуфруктом и по закону обязуется распоряжаться Ардитис.
– Перестаньте, – еще больше скривился тот, – я вас умоляю. Это же лишь формальности.
– И вы готовы каждый ход компании согласовывать с братом? – жал Эмиль. – Это же тонны бумаги!
– Что поделать! Мы живем во Франции и привыкли иметь дело с тоннами бумаг.
– Даниель согласен с вами сотрудничать?
– Пока он ищет способ, как оспорить свое положение узуфрукта в суде, но не слишком успешно, поскольку действует самостоятельно, без адвоката, на которого у него нет денег. А брать отцовские он брезгует. Я вижу на вашей одежде камеры. Надеюсь, вы покажете записи Даниелю, чтобы он мог убедиться, что я не лгу?
Ксавье наклонился к куртке Эмиля и проорал в одну из пуговиц так громко, как только мог:
– Даниель, дорогой брат мой, никто не хочет тебе зла!
Эмиль шагнул назад и сорвал с себя камеру, знаком велел поступить так же и Вере. Та быстро отсоединила от воротника куртки клипсу и сунула ее в карман.
Неожиданный поворот.
В ее практике это был первый случай, когда кто-то обнаруживал камеры на их одежде. Они были исполнены так искусно, что никто не мог их отличить от блестящих металлических заклепок. Ксавье не прост! Либо супернаблюдателен, либо знает работу бюро Эмиля изнутри, его методы и способы собирать информацию, не всегда законные. Наверное, поэтому их не пригласили в кабинет, не отозвали секретаршу, – беседа с самого начала не была конфиденциальной.
– Мы продолжим, если позволите? – Вера пришла в себя раньше. Нельзя было ронять лицо детективного агентства. – У нас есть еще вопросы.