– Раньше, до нулевых, это был тот еще геморрой. – Эмиль принялся прилаживать шлемы к ручке мотоцикла. – Аукционы регулировало государство, а частные сделки были и вовсе запрещены. Чтобы их совершить, приходилось летать в Лондон. Но с приходом на рынок Ардитис, точнее, с тех пор, как вторая жена Рене взяла на себя большую часть управления, посадив на место исполнительного директора своего сына, во Франции один за другим стали появляться новые законы. Сначала торги разделились на добровольные и судебные. Сама понимаешь, с появлением добровольных торгов рынок расширился. Их ведут уполномоченные аукционисты, а судебные торги – судебные аукционисты. Потом женушка нашего мертвого клиента…
– Сильвия Боннар?
– Ага. Она открыла сообщество «Память», собрала под свое крыло кучу дипломированных уполномоченных аукционистов и провозгласила себя главой этого сообщества. В Ардитис входит около сорока аукционных фирм, которые имеют право оценивать произведения искусства и продавать их, это почти пятьдесят процентов. Во Франции с этим строго, но не настолько, чтобы не имелось пространства для коррупции. Сообщество «Память» мелькает во всех СМИ, от его имени открыт благотворительный фонд. Они проводят вечера, посвященные сиротам, больным раком, жертвам войн, презентации, публичные встречи, на которых возвращают отобранное в свое время нацистами. На этих встречах часто бывают министр культуры, члены Совета по добровольным продажам, члены Счетной палаты и Кассационного суда. Сильвия Боннар – та еще сука, но делает все, чтобы нимб над ее головой сиял бесперебойно.
– Получается, она взяла в оборот весь аукционный дом!
– Но все же Рене Ардити не был полным дураком. Он позволял ей делать все это, но оставлял за собой право играть первую скрипку. Работу благотворительного фонда он контролировал сам, чтобы деньги не утекали незнамо куда.
– Мотив у нее, получается, есть. Что скажешь, это она убила… точнее, заказала мужа?
– Может быть. Но сделать она это могла, только полностью уверившись, что Рене не подложит ей свинью в своем завещании. Тут либо что-то пошло не так, кто-то из ее сообщников поторопился, либо это не она.
– А если первое, то теперь ей придется исправлять ошибку.
– Убрав пасынка, да.
Эмиль наконец закончил с мотоциклом и оставил его на парковке.
– Это лишь одно из множества отделений Ардитис, – кивнул Эмиль на особняк Эруэ, когда они двинулись через улицу Вьей-дю-Тампль. – Здесь и офис, и галерея, где выставляют самые дорогие экспонаты. В Париже семь или восемь филиалов, столько же разбросано по другим городам. Есть отделения в Лондоне и Нью-Йорке.
– То есть, получается, я тоже могла бы продать какую-либо вещь, если бы ее имела? Например, картину Шагала… Я знала одного старенького профессора в Питере, у него был рисунок Марка Шагала – он его никогда не показывал, но всегда им хвастался. Он мог бы приехать и продать этот рисунок посредством дома Ардитис?
– Сейчас вполне. А вот еще в девяносто девятом – вряд ли. Им с представителем отделения Ардитис пришлось бы лететь в Лондон и осуществлять сделку там.
Они остановились на углу перед высокими стеклянными дверями, за которыми виднелись белые стены, увешанные картинами, и стойка ресепшена из массива дуба с тонкой инкрустацией в стиле ар-нуво: павлины, ветви и букеты из экзотических цветов.
– Ну, погнали? – с веселой ухмылкой спросил Эмиль. – Ты будешь хорошим полицейским, я – плохим. Ты будешь задавать проективные вопросы и симптоматические, я – рубить топором, чтобы не расслаблялись. И не трогай камеру, не надо все время поправлять воротничок куртки.
Вера машинально провела рукой по косухе у шеи, чтобы убедиться, что боди-камера не слетела.
На входе у стеклянных дверей их встретила охрана. Эмиль вынул лицензию частного детектива. Вера разглядывала картины, которые оказались экранами плоских телевизоров, – на них не то проигрывались очень медленные видеоарты, не то застыли статичные изображения.
– Нам нужно видеть Ксавье Ардити. Он здесь? – спросил Эмиль охранника.
Тот надолго завис, листая документы, подшитые к лицензии: диплом специальных курсов государственного образца, сертификат страхования, разрешение на частную детективную деятельность от Национального комитета по контролю безопасности. Эмиль владел всеми бумажками, какие требовало законодательство Франции, при этом постоянно нарушал закон. Начиная с того, что у Веры до сих пор не было диплома курсов детектива, заканчивая постоянной съемкой на камеру и игнорированием запрета на ношение оружия.
Охранник, видимо, был осведомлен, какие бумаги должен иметь при себе частный детектив, удовлетворился наконец просмотром, протянул пакет обратно, заявив, что сейчас идет аукцион, и собирался отказать. Но другой – чуть вежливей первого – спросил, не по поводу ли смерти босса. Вера тотчас закивала, и их пропустили. Видимо, был дан приказ впускать тех, кто связан с расследованием гибели главы аукционного дома. Вера тотчас решила, что такой приказ отдала сама Сильвия, чтобы поддерживать репутацию святой. А может, она все-таки хотела найти преступника?