С годами Уна Ванмеер возненавидела саму себя за малодушие, за то, что не могла отстаивать свое мнение, ее обида на семью, которая забрала все ее силы и условно здоровье — действовала в том направлении, что к пожилому возрасту, женщина решила наконец таки не отказывать себе в мыслях, словах и поступках. И если Уна хотела высказаться, то это было подобно приговору. Теперь она не сдерживалась и говорила все, что думает глядя человеку в глаза.
На восемь вечера был назначен семейный ужин.
Альберт с грустью подумал о том, чтобы взять ночную смену свехурочно, но отказался от заманчивой идеи. С матери станется, Уна вполне могла заявиться к нему в медицинский центр и устроить сцену. В конце рабочего дня, Вльберт решил проведать Хоуп и за одно напомнить дочери о знаменательном событии, потому что по телефону не мог дозвониться, но к своему огромному удивлению почти никто в детском отделении, понятия не имел о том, где сейчас находится его своенравное чадо. Люси рассказала о внеплановой операции мальчику, у которого «вывавился» глаз, Кэрол Хантер сама почти рвала и метала от того, что не могла найти свою заместительницу, а Грэйс Стоун предположила, что доктор Ванмеер скрывается от общественности из-за утреннего инцидента с мистером Купером, не объяснив толком, что именно произошло. Микка Дьюри спрашивать было бесполезно — парень готовился испустить дух всякий раз, как Альберт обращался к нему с самым невинным вопросом.
Слова сестры Стоун проливали свет на роскошный букет цветов, который словно у подножия памятника, подпирал дверь в кабинет Хоуп. Кандидатура Грега отпала сразу, так как за пять лет отношений, тот ни разу не позволил вынести на всеобщее обозрение свои теплые чувства к дочери Альберта.
Оставался последний бастион. Хоуп, наверняка, скрывалась за своей железобетонной дружеской стеной в лице мистера Робсона, но и кабинет Брайеля был закрыт на ключ, однако, Альберт мог поклясться, что слышал внутри шаги. На забывчивость дочери можно было не надеяться, подсознательно он надеялся на то, что случится одно из тех многочисленных незаметных примирений, которые были так свойственны взаимоотношениям с его девочкой. Хоуп уж точно не забудет за злополучный ужин, с ней, точно все в порядке, если не считать того факта, что она избегала своего отца вполне намеренно, а значит до сих пор на него злилась.
Роскошный сад, достойный быть запечатленным кистью самого Сезана, будь тот жив, предстал во всей красе, а потому уродливое несовершенство вытоптанной гряды георгин бросилось в глаза мгновенно и Альберт застыл не в силах пошевелиться от досады, накрывшей его с головой.
Виновник столь вопиющего акта вандализма, впрочем, не заставил себя долго ждать и подтвердил себя в качестве основного подозреваемого, продемонстрировал последовательность нехитрых манипуляций с бедными цветами.
Мощными, резкими движениями задних лап, Гард с упоением «скрывал» следы справленной нужды, как было заложено в мозгу собаки природой, от чего доктор Ванмеер почувствовав ярость, подхватил первый попавшийся ему камень и запустил нарочно чуть поодаль от животного, просто чтобы остановить творящееся безобразие..
- Второй день, а уже покушаешься на единственного, кто полезен мне в этой жизни? - послышался голос матери, в которой сквозило знакомое ехидство, вперемешку с застарелой, прокисшей печалью и странной нежностью, которая рвалась из сердца женщины помимо ее воли.
Пес бросился в дом, поджав хвост, недовольно рыкнув на Альберта.
- Здравствуй, мама! - мужчина не сдвинулся с места, хотя объятие было бы уместно в подобной ситуации, но еще в детстве от подобной привычке его отладили.
Отвыкла и сама Уна от подобного проявления чувств, хотя годы пробили брешь в ее выдержке и сентиментальность порой накрывала с головой, но женщина из упрямства воспринимала ее, как нечто вредное для здоровья.
Вздернув подбородок, она постаралась придать себе строгий вид и даже немного расправила вечно сутулые плечи. Прозрачные серо-голубые глаза оценивающе осмотрели сына.
Между ними была разница в двадцать лет. Нравоучения и полезные советы он сам давно раздавал на право и налево. Морщинки в уголках глаз, Альберта совершенно не портили. Уна вспомнила себя в свои шестьдесят, правда, не без труда.
Она так хорошо не выглядела.
И вообще, это была самая несправедливая вещь на свете - женщины, которым красота была более свойственна от природы, только портились с годами, стареют в основном, некрасиво, с дряблой, провисшей коже на щеках, руках и коленях, а мужчинам, наоборот, возраст им был к лицу, если не брать в расчет лишний вес.
Но в случае с ее сыном, все было именно так, как ее бесило. Наверняка молоденькие студентки до кровавых мозолей напрягают свои умишки, чтобы охмурить его.
Гордость локтями растолкала праведный гнев и выползла на амбразуру.
- Как твое здоровье, мама? - Альберт задал животрепещущий вопрос, чтобы прервать сеанс рентгена от мамы.
- Было бы намного лучше, если бы единственный сын одарил меня улыбкой, а не этим оскалом.
- Но Гард...!