Ты ненадолго уснешь...

А теперь еще предстояла встреча с матерью.

Ее приезд почти улегся в сердце Альберта, но эта беспокойная мышца еще вздрагивала изредка, а все от того, что в ней неистово боролись отчаяние и смирение. И не то чтобы он не любил женщину, которая подарила ему жизнь... Нет! Как раз наоборот!

Она не позволяла себя любить.

Альберт рос в странной обстановке полной семьи, не знавшей слова компромисс и уважение. Отец, кажется, так и не смог свыкнуться с мыслью, что своим достатком он обязан женщине. В нем бурлила кровь аристократа, которому с детства прививали чувство превосходства, он просто не смог перекроить своего характера.

Благо, что и Уна воспитывалась в строгости, а эквивалентом счастья было наличие к двадцати годам мужа и детей.

План был выполнен, а счастья не пребывало. Хорошо, что Уна не знала радости первой любви, томления и страсти, а потому Гаспар Октавиус Ванмеер буквально вбил ей в голову «правильное» видение семейной жизни. Это не было насилие в чистом виде. Открытой жестокости Гаспар себе никогда не позволял, тем более на глазах у единственного сына.

Все происходило за закрытыми дверями, поздно ночью, когда немаленький штат прислуги роскошного старинного особняка Ванмееров погружался в глубокий сон.

Не удивительно, что Уна ненавидела своего, уже давно покойного мужа в частности, и всех мужчин в целом, ведь за двадцать четыре года, которые длился ее брак она ни разу не испытала физического удовлетворения в постели, полагая, что это норма.

Она ненавидела себя, из-за полного отсутствия силы воли, за тщедушие и слабый характер. Какое-то время после свадьбы Уна нашла утешение в мысли, что ее отец в коем-то веке испытывал гордость за свою дочь.

Семейство Хогт получало бешеную прибыль от торговли с Америкой, расцвет бизнеса как раз пришелся за отрочество Уны, когда вторая мировая война была в разгаре. Бельгия бедствовала, а отец заблаговременно перевел капитал в Израиль к дальним родственникам, чем спасся от банкротства. Еда, медикаменты, элементарная одежда и товары повседневного обихода теперь считались роскошью и Александр Хогт пользовался этим без зазрения совести. Его самолюбие куда больше лелеяли упругие пачки денег, чем непонятный культ собственного достоинства. Мать Уны - Микаэлла Улрей Хогт тоже не была белоручкой, а ее единственным талантом было швейное мастерство.

Мать дала дочери несколько пространных советов, как вести себя в постели с мужем и строго на строго запретила ему в чем-либо перечить. Со столь нешуточным наставлением Хогты вытолкнули своего птенца из гнезда и со временем гордо задрали вверх подбородки. Аристократы! А что с этим делать и на какую стенку повесить так и не поняли до конца своих дней.

Рождение Альберта освободило Уну от «ночной» повинности, она блаженствовала наедине с сыном ровно год, пока Гаспар, будучи сведущим в механизмах восстановления женского тела, самолично не провел ее осмотр, сухо заявив, что один сын хорошо, а четверо — лучше.

Гаспар Ванмеер слыл одним из лучших хирургов в Западной Европе. В деньгах теперь не было нужды и он мог полностью посвятить себя медицине, помня лишь еще об одном священном долге — продолжении рода.

Со звериным упорством, он реализовал себя, как мужчину, но, увы, больше детей у Ванмееров не появилось. Это в конец испортило и без того не ангельский характер Гаспара. Приняв за знак столь не утешительный факт, он вознамерился вылепить из сына свою копию и Уна, буквально потеряла сына, когда Альберт в возрасте десяти лет был отправлен в престижную школу для мальчиков.

Тут бы и порадоваться, что теперь, огромный особняк на Амстел, недалеко от театра Карре, в ее полном распоряжении. Но подруг не было, а родители давно покоились на кладбище за городом. Деньги, драгоценности, возможность путешествовать, что-что, а Гаспар скупым никогда не был и когда вопрос с наследниками отпал, он перестал вспоминать о том, что у него есть супруга, плоть до того момента, когда Ванмеерам не приходилось выходить в свет. Вместо этого Уна погрузилась в отчаяние и позволила депрессии взять над собой верх.

Роскошный винный погреб Ванмееров стал пустеть и через несколько лет, женщина очутилась в частной клинике для богачей-алкоголиков. Такой ее и обнаружил Альберт, когда заявился к обожаемой маме после выпуска из школы, чтобы объявить свое решение о поступлении в медицинский университет в Штатах. На этой почве он поссорился с отцом, который наотрез отказывался отпускать сына в эту плебейскую страну развратников.

«Ужас» сексуальной революции, как раз накрыл Европу. А что тогда творилось в Америке?

Уна поддержала мужа, но вовсе не из-за страха, что единственный ребенок поддастся всем видам порока. Она боялась остаться одна, но опять же ее протест был вялым и бессильным, а потому почти незаметным для Альберта.