Мир пластичен, «он может быть пересоздан, и даже на разные лады. Наши дети будут жить уже при иных условиях, нежели мы, а о внуках мы даже не решаемся загадывать… Имеет ли это космическое значение, знаменуя начало новой эры в истории мироздания? Или же это «чудеса Антихриста», знамения, чтобы совратить верных, фокуснический обман, воровство у Бога Его творения с заключавшейся в нем силой, чтобы этой украденной энергией обольстить жалкое человечество? Или же, наконец, все это творит человек, который волею абсолютной случайности возникнув из слепого материального бытия, волею того же случая достиг такой нервной организации, что теперь находит в матери своей — материи еще и новые возможности, совершает теперь дело самотворения, вырабатывает из себя новый вид»14. Булгаков отвергает последний вариант ответа: случай ничего не объясняет, только закрывает возможность объяснения. Для творчества необходимы две предпосылки — замысел, свобода изволения и мощь, свобода исполнения. Кант прекрасно показал, как возникают познавательные формы, но не задумывался над вопросом о содержании познания. Ответ на этот вопрос — в учении о мировой душе, о Софии. «Историческое человечество, а в нем и каждая личность, онтологически причастны Софии, и над дольним миром реет горняя София, просвечивая в нем как разум, как красота, как… хозяйство и культура»15. Человеческое творчество софийно.
Создавать новую жизнь человеку не дано. Но расширять жизнь, оживлять природу, воскрешать угасшую жизнь — вполне по силам. Смерть косит жатву жизни, не самую жизнь. «Бог не сотворил смерти» — Булгаков дважды цитирует это место из Библии. Смерть — «последний враг» (апостол Павел). Вместо солидарности и единства она несет разобщенность. Защита и расширение жизни, а постольку и частичное ее воскрешение и составляют содержание хозяйственной деятельности человека. В этом смысле окончательная цель хозяйства — за пределами исторического процесса (впоследствии Бердяев скажет: смысл истории за ее пределами), это «переход от неистинного состояния мира к истинному, трудовое восстановление мира»16.
София правит историей как Провидение. «Только в со-фийности истории лежит гарантия, что из нее что-нибудь выйдет и она даст какой-нибудь общий результат… История организуется из внеисторического и запредельного центра. София земная возрастает только потому, что существует мать ее София Небесная»17. Платон различал Афродиту Небесную и Афродиту Простонародную, Булгаков вносит подобное расчленение в христианские понятия, видит в земной мудрости воплощение высшей, небесной. Мир, отпавший в состояние неистинности и потому смертности, должен вернуться к истине, и способом такого возвращения служит труд, хозяйство.
Булгаков никогда не отрекался от своей концепции, призванной примирить позиции Достоевского, Соловьева, с одной стороны, и Федорова — с другой. В своей поздней работе «Православие» он снова говорит об «общем деле» Федорова, о призвании человека «в качестве космического агента». Какова цель, каков внутренний смысл хозяйственного развития? Не служит ли он удовлетворению всяческой похоти и не является ли он раскрытием греховности человека? Или же в хозяйстве заключен положительный смысл, участие человека в делах Божьих, в преображении мира. «В русской богословской мысли прозвучала дерзновенная идея, которая, конечно, пока остается на ответственности высказавшего ее мыслителя (Н. Ф. Федорова): овладение силами природы («регуляция природы») имеет для себя оправдание только чрез участие сынов человеческих, которые исполняют тем дело Божье,