Твой любимый фамильяр

Он чувствовал, как над ритуальным кругом заклубилась сила стихии, громче затрещал и стал ярче огонь свечи. Элай поймал внимательный взгляд Анни и чуть не сбился с ровного шёпота на хрип. Она смотрела на него с таким обожанием, что в горле встал комок. Сделать неизбежную боль чуть более приятной… Это возможно. В правой руке всё ещё был клинок, а с левой капала кровь, но он протянул её к выступающим ключицам Анни и невесомым касанием погладил кончиками пальцев. Она вздрогнула и приоткрыла рот, будто хотела что-то спросить. Не стала прерывать продолжающегося сиплого шёпота и закусила губу.

Блять, вот этого точно делать было не надо. Тугая волна желания прошла вдоль позвоночника и заставила Элая поднять руку чуть выше, мягко надавить большим пальцем на подбородок Анни, и вместо того, чтобы послушно расслабить рот, она вытянула шею и слизала каплю крови с его руки. Только у неё получалось делать настолько извращённые вещи с таким невинно-любопытным видом, что Элай едва не забыл следующие строчки ритуала. Ткань брюк давила нещадно, соображать становилось всё сложней. Ёбаные духи, дайте ему сил выдержать ещё пять минут этой пытки: видеть её, касаться, наблюдать за хитрым прищуром кошачьих глаз и контрастом алой крови с поблёскивающей кожей, но держать себя в узде.

Склонившись над столом, он всё же позволил себе хотя бы что-то — мимолётно коснуться её губ своими. Тут же ощутил привкус собственной крови, железисто-солёной. Вздохнув, приставил кончик лезвия чуть выше левой груди Аннабель и осторожно надавил, оставляя первую глубокую царапину. Она действительно была готова к боли, потому как даже не дёрнулась — возможно, и привязывать её не было такой необходимости.

Зато как красиво и как охренительно выглядела такая игра. Тело Анни стало настоящим холстом с разлитой на нём алой краской. Не желая долго тянуть с неизбежной болью, Элай как можно более быстро и коротко чиркнул лезвием чуть ниже рёбер под её тихий шипящий свист сквозь зубы. Вторая рана явно вышла шире и глубже первой. Зато теперь крови должно хватить сполна: она короткими толчками пульса засочилась из двух порезов, куда более густая, тёмная и холодная, чем его. Отбросив больше ненужный нож, Элай поставил два пальца на ярёмную впадину Анни и наконец перешёл с языка древних на обычный:

— Соединяя кровь, разделим силы. Призываю в свидетели духа огня, — его пальцы медленно направились вниз вдоль дрожащего тела, захватили часть крови из пореза над грудью и ушли в ложбинку, окунаясь глубже. Анни тяжело дышала, и её сердце гулко било навстречу его прикосновениям. Свеча у её головы задымила, пламя над ней взвилось на добрые два дюйма. Элай опустил взгляд на пылающее румянцем лицо эйфири, и рука замерла, не спеша продолжать рисунок. Белое и алое, желтизна кошачьих глаз и лаванда, перебивающая даже копоть и дым. К хуям. Им некуда спешить. А он не простит себе, если не попробует.

И вместо того, чтобы продолжить путь вниз, его пальцы ушли к правому полушарию груди, оставляя за собой две красных полосы из их смешавшейся крови. Зрелище было поистине завораживающим, и казалось, что в свете огня светлая кожа Анни блестит алмазной пылью. Элай поймал её короткий вопрошающий взгляд и криво улыбнулся, прежде чем наклониться и поцеловать её со всей отдачей, жадно и долго. Рука легла на её грудь целиком, и даже лёгкой боли от потревоженной раны на ладони он не ощущал. Напротив, сочащаяся кровь будто усилила контакт, создав эффект скольжения. Он сжал выступающий сосок между пальцев, и Анни тихо заскулила, выгибаясь навстречу ему и усилив тем самым натяжение верёвки.

А всё же не зря он её связал.

Посасывая её язык, Элай добавил к мучительно медленным ласкам вторую руку, теперь уже намеренно размазывая кровь по полушариям. Упругая и мягкая, будто горячая и наверняка вкусная, как пьянящий хмель. Его отзывчивая волшебная девочка тянулась к его рукам как к спасению, а губы никак не хотели отпускать из вишнёвого дурмана. Вены пекло нещадно, лава яркой жёлто-оранжевой сеткой проступала по всему телу Элая, стихия бесновалась в самих висках, клубилась над столом. Ещё минута. Дать этому безумию сожрать себя хотя бы на несколько мгновений.

Спуститься губами к ключицам, найти дорожки собственной крови. Подчиняясь каким-то диким барабанам в затылке и судорожному вздоху дёрнувшейся Анни, слизать алые следы. Он продолжал размазывать кровь по её телу, от груди к рёбрам, рваными полосами пальцев. В воздухе стоял дурящий металлический запах, смешанный с лавандой и дымом. Элай добрался до царапины над грудью, и привкус на языке изменился: кровь Анни была более терпкой и сладковатой, а не солёной. Но лучше всего стало, когда накрыл ртом сосок и обвёл его языком, впитывая в себя уже смешавшиеся вкусы.

— Элай, — тонко захныкала Анни, непроизвольно рванув связанными руками. Она напряглась и свела бёдра, явно желая усилить необходимое давление. Рано. Его руки продолжали скользить по влажному от крови телу, дошли до живота, и Элай наконец вскинул голову, облизывая перепачканные губы.