Твой любимый фамильяр

Вальтц закашлялась, заметно качнувшись: остаться на ногах ей помогла лишь трость, над которой она сгорбилась ещё сильней. Она отчётливо дрожала, и на секунду её едва не стало жаль. Зато когда Элай всё же вскинул голову и посмотрел на сгрудившихся у окон и на балконах академии тощих и бледных девочек в одинаковых белых платьях, решил, что всё делает верно. Десятки пар глаз маленьких эйфири были полны откровенной радости, а так радовать мог только униженный враг.

Аннабель тоже наконец-то посмотрела на каменные стены своего бывшего дома, и увиденное, кажется, заставило её выпрямиться и перестать трястись. Её взгляд скользил по растерянным и счастливым лицам студенток, и впервые она подала голос: робкий шёпот, едва слышный из-за нарастающего гомона:

— Я не паразит. Никто из нас.

— Громче, Аннабель. Пусть они тебя слышат, — кивнул ей Элай, но его перебила откашлявшаяся Вальтц, разворачиваясь к академии лицом и заорав в лёгкой панике:

— Воооон! Пошли! Все! Вон, грязные, никчёмные твари!

— Смотрите, как она нас боится, — громко перебила эти визги Анни, и голоса эйфири начали стихать, слушая уже её, а не стучащую в бессильной ярости тростью наставницу. — Может, поэтому у неё никогда не было фамильяра? Потому что ей страшно, что она будет от кого-то зависеть, хотеть чей-то помощи. Мы не паразиты и не слуги. Мы союзники магов, а не их рабы. Весь ритуал связки рождён лишь страхом предательства, ведь таким, как мадам Вальтц, есть, чего бояться. Нас.

— Закрой рот! — взвизгнула старуха, рванувшись было к ней с горящим в змеиных глазах желанием придушить, но Элай вновь поднял руку, угрожающе размяв пальцы:

— Когда мой фамильяр хочет что-то сказать, она говорит. Не тебе затыкать ей рот.

— Меня учили подчиняться так же, как и вас, — на секунду дрогнувшим голосом продолжила Анни, и девочки на балконе слушали её, замерев. — Учили стоять на коленях с самого появления на свет. Врали о том, для чего мы рождены, и врали даже о нас самих. Заставляли терпеть боль, чтобы знала своё место. Только оно не за магом и не у его ног. А рядом. Помогая друг другу без угроз или принуждения, без приказа. Я не его собственность, и это правильно. И я очень хочу этой же свободы для вас.

— И она будет. Слово наследника, — улыбнулся ей Элай, едва не светясь от гордости за её слова. Обещание даже не зашуганным девчонкам на балконе, а лично Аннабель. — Советую паковать чемоданы, мадам Вальтц. Очень скоро вся эта академия изменится до неузнаваемости, так что таким древностям, как вы, тут делать будет нечего.

Посчитав представление достаточным, он подошёл к Анни и предложил ей согнутый локоть. Она послушно приняла этот жест, который сопроводили всё громче нарастающие голоса девочек-эйфири, шокированных тем, что уходят незваные гости именно так. Лишь у самых ворот их спины нагнал хриплый, скрипучий смех мадам Вальтц:

— Глупый высокомерный щенок… Ты не гордость Альбара, ты — его самая большая ошибка!

Пока привратник спешно отворял засовы, Элай позволил себе оглянуться через плечо и усмехнуться ей в ответ:

— Скажите это ему лично. А заодно научите, как вырастить идеального ребёнка… Или идеальную шлюху, — шаг за ворота позволил не дослушивать остальных полетевших вслед оскорблений. Едва оказавшись за границей академии, Элай тут же жарким столпом пламени отправил их с Анни домой.

***

На столе в большой пустующей столовой лежали откровенно пугающие предметы. Только что развеялся последний дым за Калебом. Благодаря устроенной Элаем и Анни шумихе он без проблем сумел добыть все нужные доказательства, и, торопясь вернуться в корпус тета-пять, спешно ретировался, напоследок взяв с Элая слово, что тот теперь поможет с поисками Рами. Найденные им в каморке у карцера вещи вызвали оторопь, а у Анни — и вовсе какой-то ледяной ступор.

— Это… Что-то новенькое, — она провела кончиками пальцев по здоровенным стальным щипцам и вздрогнула. — Неужели из-за того, что на том приёме мы задели госпожу Алесту, девочкам стало доставаться ещё сильней обычного? — всхлипнув от такого понимания, Анни рухнула на стул и устало опустила голову в ладони.

— Сегодня мы дали им надежду, — уверенно отозвался Элай, пытаясь отвести взгляд от шипастых ошейников, кожаной плети-девятихвостки и ужасающе крохотных сандаликов, утыканных россыпью тонких гвоздей изнутри. — Ты её дала. Они посмотрели на тебя и увидели, что не обречены жить так вечно, не обречены терпеть. Этих доказательств вполне достаточно, чтобы завтра же я мог потребовать у отца отставки Вальтц под угрозой обнародовать всё это в газетах. Если получится — я бы хотел лично курировать все дальнейшие дела академии, чтобы понемногу ломать эти рабско-приказные порядки касательно эйфири. Это будет не сразу, но непременно будет.