Турнир

Одно дело, когда весь ужас ты видишь с экранов кинотеатра, сидя в мягком кресле, и совсем другое, когда вот, казалось бы, протяни руку, и она, ее холодное безразличие к ситуации окажется прямо у тебя перед носом.

«Наш мозг больше всего боится несоответствия, — всплыли в голове слова Чивы. Он большой любитель рассказывать всякую филосовщину. — На этом факторе играет большая часть производителей. Если из человека течет кровь — это нормально. Если за жертвой гонится маньяк — тоже. Если рычит какое-то животное — очевидно, что это обычное дело. Возможно, это и страшно в какой-то степени, но не проберет искушенного зрителя. Наш мозг быстро привыкнет к тому, что кровь, рыки и маньяки — обыденность. Настолько быстро, что испуг будет длиться несколько секунд. Дальше, возможно, будет страх, но и он быстро пройдет. Но стоит кричать человеку, или пролиться крови из картины, или увидеть, как в зеркале вместо отражения появляется нечто, отличное от ожиданий, как наш мозг забьет тревогу. «Опасность!» — крикнет он, — «бежать»! Именно поэтому тебе стоит, наконец, выработать… как бы сказать, умение притуплять это чувство несоответствия. Понимаешь?»

К слову, умение я так и не выработал, а просто сменил жанр игры. Сейчас начинаю жалеть.

Сердце ушло в пятки. Каждая секунда тянулась, как час, как день, как неделя, черт возьми. Деревья, казалось, нависают. Их стволы я находил не менее угрожающими, чем трупы.

Девочка начала вставать. У меня же не было даже сил на то, чтобы сдвинуться с места. Не стоит даже говорить о том, чтобы попытаться нанести ей удар первой.

Волосы девочки были длинными. Они задевали ковер, поэтому кончики окрасились в алый цвет, точно так же как и колени девочки.

Страх парализовал меня еще сильнее. Я смотрел теперь на происходящее, как в кино, но, к сожалению, сейчас я главный герой страшнейшего хоррор фильма.

Девочка уже практически показала свое лицо, а я молил судьбу лишь об одном: чтобы мои мучения закончились. Плевать, что будет дальше, плевать, что было до этого, главное, прекратите терзать мой разум.

Когда лицо открылось мне, еще не полностью, лишь наполовину, я немного опешил. Вместо ужасной улыбки, истерзанного лица или нечеловеческой ряхи, я увидел милое детское личико. Бедная девочка была шокирована и напугана происходящим не меньше, чем я.

Я захотел подбежать к ней, чтобы обнять, но вовремя одернул себя голосом Чивы. Это может быть ловушкой. Хорошо сделанной, качественной ловушкой. Я решил посмотреть, что будет дальше. Девочка не собиралась отводить с меня взгляд, наполненный ужасом. Она как будто специально открыла глаза еще больше, чтобы я мог заглянуть в них и увидеть то, как ее пожирает страх. Первородный, всепоглощающий страх.

Ее, возможно, показной взгляд, вселил в меня некое спокойствие. Какая-то часть моего мозга, воспаленного паникой, благодаря небольшой передышке, смогла рассмотреть девочку во всей «красе».

Первое, что бросалось в глаза — одежда. Никаких черных или, наоборот, белых цветов, как принято. Только грязно-коричневая ткань без пуговиц или каких-то других застежек. Было видно, что девочке одежда была не по размеру: некое подобие платья смотрелось мешковато. Большой ворот, засученные рукава, безразмерная талия. Пусть даже платье-рубашка было запачкано в крови, но оно все равно придавало более милый вид девочке.

Рук девочки тоже не были чем-то ужасным: обычные, маленькие, милые ладони, в которые рукоять не любого ножа поместится, что говорить о серьезном оружии.

Медленно потекла секунда, тянувшаяся не меньше, чем год, по ощущениям.

Большие глаза девочки вдруг перестали смотреть на меня. Она закрыла их руками, красными от крови, и начала плакать. Негромко, как будто стыдясь меня, как будто опасалась, что я накажу ее за это, как будто… как будто боясь меня.

Как только я подумал об этом, меня пробил холодный пот. Поток холодной воды окатил мою голову.

«Да она же меня, меня боится!»

Тут я плюнул на все. Если фантазия разработчиков, игроков искусственного интеллекта или кого бы то ни было настолько извращенная, чтобы ловить на таком, то я лучше попадусь в эту ловушку, чем, черт возьми, буду корить себя потом полжизни, что не помог, не успокоил бедную девочку, попавшую в… у меня даже язык не поворачивается назвать это бедой!

— Тише, маленькая, тише. Я хороший, честно. У меня даже тут где-то был шарик, милый, Вя, но он что-то этого места боится. Я честно добрый. Давай я тебе помогу отсюда выбраться. Не бойся. Я хороший и даже умею показывать красивые фокусы. Могу цветочек вырастить, правда, для этого времени потребуется немного… я добрый, давай помогу, — я говорил быстро. Мой монолог можно даже сравнить с рассказом какого-нибудь диктора на радио. Это все из-за волнения.

Девочка лишь быстро завертела головой. Ее лицо покраснело, как всегда происходит при истерическом плаче. От этого ее вид стал еще более жалостливым, даже несмотря на весь ужас ситуации.

Я собрался с силами. Страх, некогда сковавший мои действия, чуть ослабился. Я сделал шаг вперед.