Туристический сбор в рай

Наутро, съев в ресторане омлет с салатом кацук, Слепак написал Птахину эсэмэс, в котором сообщил, что отлучится часа на три и что оставил ему на рецепшен свой ваучер на бесплатное посещение СПА… Сам сел в такси и прибыл по адресу на десять минут раньше договоренного. Во дворе дома, в котором проживал Мойша, группа разношерстных и разновозрастных людей что-то активно обсуждала на иврите, через каждые два слова сбиваясь на русский. Он обошел собрание сбоку и вошел в подъезд старого дома, совершенно запущенного. Поднялся один пролет, постучался в означенную квартиру и был впущен в нее вчерашним знакомым, который утром оказался гораздо любезнее, чем вечером. В квартире Мойши было чисто, но очень просто. Только в комнате, куда был приглашен Слепак, на полу лежал небольшой ковер, частью уходящий под письменный стол, за который уселся еврей. Семен Яковлевич приземлился в старое морщинистое кожаное кресло и с интересом разглядывал стеллажи с книгами на иврите, расположенные по всему периметру кабинета, от пола до потолка.

– Все книги на иврите?

– Да, конечно… Хотя вру, есть Толстой на русском.

– Лев?

– Он.

Ни чая, ни кофе предложено не было. Мойша опять пристально смотрел прямо в глаза Слепаку и казался гораздо старше, чем накануне. Молчание продлилось какое-то время, слегка затянувшись.

– У вас очень мило! – одобрительно кивнул Семен Яковлевич, нарушая паузу. – Хотя немного аскетично.

– Вам надо научиться играть на гитаре! – безапелляционно заявил еврей.

– Зачем? – От неожиданности художник чуть было не поперхнулся собственной слюной.

– Очень приятно научиться на чем-то играть. Например, барочная музыка отлично звучит в гитарном исполнении!

– Вы играете?

– Нет.

– Тогда откуда знаете?

– Мне так кажется.

На какой-то момент Слепак стал подозревать в Мойше человека минимум странного, а может, и не вполне здорового. Дурной какой-то земляк…

– Может быть, вам надо самому попробовать гитару?

– Мне не надо. У меня нет маяты в душе.

– А у меня есть?

– Определенно… Не хотите играть на гитаре – идите в политику! Или похудейте!

– В политику?! – изумился Слепак. – Вы мне советуете нырнуть в выгребную яму?!

– Почему же? – Мойша разгладил бороду. Его руки с длинными белыми пальцами были руками старика. А глаза сверкали по-юношески. – Вы могли бы помочь деятелям культуры доносить моральные принципы, чтобы они, в свою очередь, сеяли…

– У меня не слишком много принципов! – начал раздражаться художник. – И у меня есть профессия. Вы знаете. Кстати, я вешу много меньше, чем нужно. Я поправиться не могу, хоть врачи и советуют! А вы говорите – худей!

– Да-да, вы художник, – будто вспомнил еврей. – Хотите посмотреть свои работы? Они в другой комнате.

– Не особо.

– Вы уже тридцать лет рисуете. Не надоело?..

– Сорок… И не надоело!.. – Здесь Слепак неожиданно задумался. Мойша ему не мешал, старательно чесал ухо. – Осточертело, боже, как все осточертело! – неожиданно признался себе Семен Яковлевич.

– Вот и я говорю – займитесь чем-то другим. Если что-то осточертело – значит, ваше ведро с этим чем-то опустело. А ведро нам дарят. Мы никакой заслуги за это ведро не имеем. И никто не знает, сколько в нем налито. До краев или на донышке. Согласитесь, малоприятное занятие – скрести по пересохшему жестяному дну.

– Но как мне заняться чем-то новым, если мне уже пятьдесят два года?

– А мне семьдесят два, и я все время учусь. Чем дальше учусь, тем все больше нового надо учить.

– Чему же вы учитесь, позвольте спросить?

– Я учусь лучше понимать, чего от меня хотят там, – еврей указал белым пальцем в потолок.

– Я агностик. Вы хотите, чтобы я крестился, или как там еще? И, типа, тогда все мои душевные мучения закончатся?

Здесь еврей так засмеялся, так захохотал громко и с задором, показывая отличные белые зубы, что Слепак почувствовал себя школьником, обоссавшимся перед своими одноклассниками. Он хотел было подняться, чтобы уйти, но с первого раза глубокое кресло не отпустило.

– Не обижайтесь, прошу вас! Мой смех к вам отношения не имеет!

– Тогда к чему же? – Слепак продолжил попытки встать.

– Там в кресле сбоку есть рычажок, нажмете – спинка встанет в нормальное положение, и вы сумеете подняться. Я смеялся не над вами – просто я увидел в окно, как большая ворона уносит со двора моего кота…

– Что же здесь смешного? – художник переключил тумблер кресла.

– Просто мой кот всегда возвращается, а вороны – нет! Чтобы победить, надо показать, что тебя побеждают! Двадцать первая ворона, кстати.

– А почему только Лев Толстой? Почему нет Конфуция?

– Ваши папа с мамой крестились? Ходили в церковь?

– Нет.

– Толстой как-то получил письмо от одной женщины, в котором та спрашивала, что ей делать, если она православная, а муж мусульманин. Что делать с мальчиками – ведь приближается их тринадцатилетие. Какую веру принять? – задала женщина основной вопрос. На что Толстой в ответном письме категорически посоветовал выбрать мусульманство. Выбирать надо единобожие. Монотеизм по-научному.

– Теперь я понимаю, почему его отлучили от церкви.

– Никто его не отлучал!

– Как же, всем известный факт!