Они стали реже встречаться, быстро охладевая друг к другу. Альберт – оттого что в Норе исчезла та порочная изюминка, которая волновала его кровь, а она пресытилась его спасительными речами. Они иногда разговаривали по телефону, а когда Нора провалилась в мед и уехала в Саратов к родителям, их связь прервалась вовсе.
Нора решила не восстанавливаться в институте, устроилась в Дом культуры, где полтора года преподавала танцы, а затем вдруг выступила на городском конкурсе красоты и неожиданно завоевала звание «мисс Саратов». Но времена были уже не те, денег дали совсем немного, но подарили ваучер на недельное проживание в лучшем московском отеле «Националь».
Здесь, в лобби знаменитого отеля, она случайно встретилась с Альбертом – он поднимался из казино в бар, а она спускалась в дамскую комнату.
Увидев ее, скрипач передернулся. Сначала он решил сделать вид, что не заметил ее, но, проходя, почти коснувшись ее плечом, не выдержал:
– Сломалась, девочка! Второй этап, путана в гостинице? Я тебя предупреждал.
Нора улыбнулась ему. Она давно и хорошо понимала суть Альбертовой души. Скрипач злился, что его усилия оказались тщетными, что он, великий, пророк, чье пророчество сбылось, потратил на мелкую шлюху свой запал спасителя впустую. Ему от этого было очень больно. Нора, будучи девушкой доброй, успокоила музыканта, объяснив, что ему не о чем волноваться, что именно благодаря ему ей удалось выскочить из жизненной западни, когда чуть было не сорвалась в пропасть небытия ее душа, а сейчас она в гостинице на отдыхе – премия за звание «мисс Саратов».
Скрипач переменился в лице и уже через минуту улыбался, лицезрея перед собой собственный успех, пригласил девушку на ужин, прослезившись, просил прощения, восхищался красотой, а потом предложил полететь в Сочи, где собиралась компания его друзей. Так, по дружбе. У него молодая жена, если что!
– А вдруг и ты встретишь там кого!
Она согласилась и прекрасно провела неделю на газпромовской заимке. Женщин в компании было немного, но мужчины по отношению к ней вели себя сдержанно, ни малейшей попытки флирта. Этим состоянием дел Нора была довольна, она купалась в море, загорала и отсыпалась.
В понедельник Альберт принес в ее комнату билет на самолет до Москвы:
– Разлетаемся… Увидимся…
Машина довезла ее до Адлера.
В комнате отдыха на вылете она познакомилась со своим будущим мужем, человеком взрослым, сложным, но хорошим. После свадьбы она тотчас забеременела и целиком погрузилась в будущее материнство, благодаря Бога за то, что он подарил ей долгожданное счастье. Она позвонила Альберту, сообщив ему о своей радости.
– Твоя заслуга, – сказала. – Будет девочка!
– Будь счастлива!
А за три дня до родов во время ультразвука наблюдающий врач-акушер Элия Казгоев сообщил, что плод внутри нее мертвый. Вероятно, ее любимая девочка запуталась в пуповине и задохнулась. Так бывает.
Она рожала мертвого ребенка совершенно одна. В рваной родильной рубашке, почти черная от горя и нестерпимой боли, двое суток издыхала в корчах родов, пока Казгоев не явился и не вытащил из нее мертвое тельце.
– Скотина! – прошептала она акушеру.
Позже Нора узнала, что никакой врач, ни одна акушерка не захочет принимать мертвый плод – нехороший знак.
Приходя в себя, она первый раз в жизни подумала, что человечество в основной массе своей злое. Но вспомнив мужа и почему-то хозяина «Мимозы», переменила мнение. Все-таки есть много добрых и порядочных людей.
Ее муж долгое время не мог находиться с ней рядом. Молчаливо скорбящий, он все время работал, старался приходить ночью, спал коротко, а она не имела возможности выговориться самому близкому человеку. Поделиться с ним болью, рассказать, как ей невыносимо заходить в приготовленную детскую, и много чего еще…
Через три месяца Нора физически оправилась и вспомнила Альберта.
Она позвонила ему и попросила о встрече.
Они сидели в японском ресторане, скрипач много ел и слушал рассказ Норы о случившейся с ней трагедии. Альберт, казалось, понимал ее чувства, разделял горе, чуть было не прослезился, когда она рассказала, как ее девочку словно батон колбасы завернули в простыню и унесли в морг. А в ответ услышала от него:
– За все в жизни надо платить! Я говорил тебе, Нора! Это твоя плата!
Нора тогда подумала, что в жизни никогда более не встретится с Альбертом.
Но лет через восемь он сам позвонил ей и предложил увидеться.
Постаревший и обрюзгший, скрипач жаловался на жизнь, женщин и правую, смычковую, руку. Она все чаще дрожала, а он боится идти к врачу – вдруг это паркинсон или психосоматика?
– Оба мы с тобой какие-то несчастные! – подытожил скрипач.