16 ноября, в свой день рождения, скрипач появился в клубе прилично выпившим, был не слишком весел, с девочками не заигрывал, а попросил директора объявить парад-алле – это когда все работницы древнейшей профессии под томный голос ведущего выходили на сцену с голой грудью, а клиент осматривал плоть и делал выбор.
Он указал на Нору. Директор предупредил, что девочка работает без интима, на что Альберт согласно кивнул.
Она станцевала ему в ВИП-комнате пять раз подряд. Он не дотронулся до ее тела и пальцем, затем резко встал, взял за руку и, наклонившись, шепнул в ухо:
– На массаж.
Он ей нравился, и она старательно массировала его немускулистую спину, тонкие, но сильные руки, а потом привычным движением перевернула скрипача и стала демонстрировать фокус «шея-плечо». Туда-сюда-обратно… Работая, она отвлеклась, почему-то вспомнила Саратов, улицы города, институт. Виртуоз гладил ее по собранным в пучок волосам, Нора вспомнила руки матери, а потом вдруг поняла, что у нее во рту вовсе не собственный пальчик, а… Она хотела было это выплюнуть, но здесь все закончилось.
Нора сидела на полу здесь же, в массажной, и плакала. Альберт ее успокаивал и говорил, что она ему нравится, что ничего страшного не произошло, тем более что это было всего один раз и ничего не значит. Он сказал, что знает этот довольно распространенный фокус, фактически обман, а потому так и вышло, как на то был уговор. Слезы из глаз Норы текли рекой, она пила шампанское бокал за бокалом, и в ее голове все словно бетоном сковало, будто жизнь кончилась.
Он просидел с ней два часа, пока сил рыдать у девушки не осталось и слезы не высохли, Нора только икала и всхлипывала. Альберт попросил рассказать, какими судьбами она оказалась в «Мимозе».
Все девочки имели заготовленный на такой вопрос детальный рассказ, и Нора, все еще икая, поведала, что в Саратове у нее был молодой человек с хорошими деньгами, делавший ее жизнь простой и легкой, но потом его по ложному обвинению посадили в тюрьму, а все материальное отобрали. Так она и оказалась в Москве.
Альберт посочувствовал ей, хотя отлично знал все эти шлюшкины байки. Потом спросил:
– Я тебе нравлюсь?
– Да, – ответила она, всхлипнув.
Тогда он предложил ей эксклюзивные встречи на интимной основе.
– Это будет твой выбор! – мотивировал скрипач. – Ты сама меня выбрала, и ты не проститутка, так как я буду платить тебе не за секс, а просто давать деньги на всякие мелочи и дарить подарки. Тебе больше не придется заниматься массажем…
И она ухватилась за это предложение как за единственную возможность отмотать время, сделать самостоятельный выбор и обмануть себя, успокоив, что все принципы остались незыблемыми и у нее просто появился бойфренд, очень известный скрипач…
Когда Альберт появлялся в «Мимозе» после гастролей, теперь он выбирал только Нору, которая не заметила, как влюбилась в черноволосого красавца, и теперь исполняла все его интимные прихоти уже по собственному желанию. Он действительно оказался щедрым, и девушка уже через три месяца ездила на маленьком, но очень хорошем автомобильчике.
Через полгода «дружбы» Альберт все чаще стал заговаривать с Норой о ее уходе из «Мимозы». И не то чтобы он предлагал ей что-то взамен, жизнь вместе или помощь в обычной жизни – нет, он вкладывал в ее голову мысль, что такая жизнь смертельно опасна и если Нора думает, что наступит время и она сможет уйти из бизнеса, то она жестоко ошибается.
– Через пять лет ты перейдешь в клуб классом ниже, затем в стрип на окраине города, в тридцать – тяжелая работа при дешевом мотеле, а потом – вокзалы. Понимаешь это? На моей памяти еще ни одна девочка не вырвалась из этой трясины!
В сверкающих глазах Альберта было что-то от купринского студентика, но, в отличие от художественного персонажа, скрипач был женат и хоть и говорил, что с женой все условно, но и как Норе прожить эту жизнь после ухода из «Мимозы», решений не предлагал. По-прежнему не звал с собой даже любовницей вне стен распутного клуба. Они всего лишь несколько раз встретились за его территорией, на даче музыканта, когда его жена находилась в Париже: было хорошо – но и все!
– Уходи! – не отставал он. – Уходи оттуда!
И она решилась. В один день объявила об этом директору, а уже через неделю поменяла квартиру на более дешевую в спальном районе.
Нора устроилась официанткой в грузинский ресторан и в свободное время сидела за учебниками, чтобы как можно скорее восстановиться в институте. Альберта она видела не часто, на свиданиях они все больше разговаривали, нежели предавались любовным развлечениям, он пытался ее мотивировать, чтобы она не вернулась к прежнему, оставлял немного денег, давал читать книги классиков, того же Куприна, а Нора, золотая медалистка, делала вид, что впервые слышит обо всех этих авторах, понимая, что Альберту нравится быть ее спасителем, вырвавшим девичью душу прямо из ада. Нравится – пусть хоть Христом будет!