Туманы и чудовища

Голос Тиля подействовал на тень, будто выстрел: крылья сомкнулись, белесые клочья завихрились, последовав за ними, и чудовище повернуло массивную голову. Леда увидела лишь ее очертания – светящиеся красным глаза, а еще шевелящиеся… щупальца?

Песня лилась нисходящими аккордами, словно водопад. Леда покачнулась – ее удержал только Тиль. Тиль! Нужно было увести отсюда Тиля! Но песня была такой чарующей. Такой… приятной.

Голову кружило, и Леда снова улыбнулась. За темной громадой чудовища, кажется, показались еще крылья. Или у нее двоилось в глазах? Но в мелодию вдруг ворвались новые нотки парусов: много крыльев – это хорошо?

Кажется, она произнесла это вслух, потому что Тиль закричал: «Нет!» – и потащил ее в сторону, а потом подпрыгнул, вытащил из волос Леды заколку и ударил ее по бедру.

Кажется, чудовище тоже отвлеклось на неожиданную – или ожидаемую? – подмогу, и Леда рывком стащила с левой руки перчатку, щелкнула ножницами и полоснула вперед и вверх. Пальцы обожгло до самых костей.

Будь у нее с собой мастеровые ножницы, на зов откликнулись бы сотни окружающих ее нитей. Она могла бы взрезать те, что оплетали чудовище, потому что все на свете несло в себе частичку магии. Но короткие лезвия вонзились во что-то, и чудовище издало крик – хриплый, низкий и почти оглушительный.

Леда больше не слышала песни. Леда не могла вспомнить, о чем там пелось, но знала, что готова отдать за нее все что угодно. Все, что бы у нее ни попросили. Кисти и лицо как та бедная статуя. Ножницы – снова. Даже свое имя.

Темные паруса развернулись, воздух вышибло из легких с такой силой, что несколько мгновений Леда не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Что-то темное и чешуйчатое – хвост? – ударило ее под ребра и исчезло в волнах. Небо поменялось местами с морем, хотя оба они были одинаково серыми, а туман между ними висел, словно разделяющая миры завеса. В уголке Лединого взгляда мелькнуло яркое золото знакомой нити. Что-то – или кто-то? Тиль? – вцепилось в ее мундир, но лицо закрыли волосы, и Леда не видела… Не видела почти ничего.

Тот пьянчуга из «Края света» был, кажется, прав.

Глава шестая, в которой Леда навещает Штормов

Леда больше не думала, что надеть мундир было такой уж плохой идеей. Когти чудовища оставили в бордовой ткани довольно ощутимые дыры, – когда оно вообще успело это сделать? – а вот нижняя рубашка оказалась целой.

Тиль все не отпускал ее руки – вел к городу так стремительно, будто знал, что делает. Может, так оно и было. Может, Тильванус Шторм и был единственным, кто сумел сохранить самообладание перед лицом туманных сюрпризов и зловещего пения.

– Это Буян? – выпалила Леда, не успев поймать зубами поток мыслей.

– Ты же сама видела, – ответил Тиль так, словно это он недавно приехал со столичного обучения, а Леда была несмышленышем, не видавшим в своей жизни ничего, кроме позеленевших стен и тумана.

– Это Буян, – повторила Леда.

– Угу.

– Буян, Узел Ветров.

– Да? – Тиль хмуро оглянулся.

– И он, кажется, пел?

Тиль остановился, и Леда чуть не споткнулась.

– Он и говорить-то не умеет. А если бы и умел, то уж точно не стал бы петь о такой несусветной чуши.

Они продолжили путь. Леда спотыкалась. Песок в столичных сапогах, которые, кажется, не переживут и недели в Инезаводи, скрипел и впивался в ступни даже через чулки.

– Когда песня… мне захотелось… – Леда подавилась ощущением захлестнувшего ее счастья, такого чуждого, что ее замутило. – А ты? Ты ведь потащил меня обратно? Разве ты не слышал?

– Песня обещает мне то, что никогда не сбудется. А бабушка Лиса научила меня отличать одну ложь от другой.

Земля пружинила под ногами Леды – она будто шла по облаку. Стелющийся вокруг туман только усиливал эту иллюзию.

– Бабушка Лиса хорошо тебя воспитала.

– Только уши треплет так, что скоро они у меня отвалятся. Тогда уж точно ничего не услышу, – пожаловался Тиль, а потом прикусил язык, словно сказал уже нечто лишнее. Помедлив, гордо добавил: – Я оставляю ему всякие штуки…

Леда поперхнулась воздухом.

– Ты оставляешь Буяну всякие штуки.

– Да.

– Буяну, Узлу Ветров. Буяну с гадальных карт твоей бабушки.

Тиль остановился и одарил Леду взглядом, от которого в любом другом состоянии она бы ни за что не оправилась.

– Не надо было тебе за мной ходить. Ты его спугнула уже дважды, а ведь обещала помочь. Или слово ведьмы ничего не значит? – Он отпустил ее руку и показал ей два пальца. – Сколько пальцев?

Леда с уверенностью ответила:

– Четыре.

Тильванус Шторм со всем своим детским благодушием решил, что им нужно ускориться.

И Леда его послушалась.

Леда вспомнила Беневолента, сидя на кухне дома Штормов, на низенькой табуретке с зеленой подкладкой, которая была, кажется, даже старше бабушки Лисы. На эту табуретку Леда забиралась, когда дядя просил ее спеть гостям. После этого он долго шипел: леди ведь не пристало вставать ногами на стулья!