Эти пробелы могли означать одно: отчасти задуманное ей удалось. Кто-то попросил ее изменить его судьбу, и Леда забыла об этой просьбе. Ведь так? Но почему тогда она почти уверена, что видела эту самую нить вчера у моря на краю
Леда мотнула головой. Для начала стоило поесть. И выпить чего-нибудь горячего: клочья утреннего тумана успели забраться ей под кожу по пути в город.
Бабушка Лиса оставила ей несколько перламутровых раковин, которые Леда после некоторых раздумий стащила с комода и положила в карман юбки. Лиса ничего не делала просто так, хоть и сама не всегда знала, что и почему делает. Такова судьба мелких оракулов:
Леда хлопнула по карману, в глубине души надеясь почувствовать сквозь ткань привычную форму ножниц. Ее ждало разочарование.
Она задержалась у зеркала, висящего справа от двери: мутное, щербатое, покрытое черными мошками, оно все же прекрасно отражало ее состояние. Темные круги под покрасневшими глазами, взъерошенные от влажности волосы, болезненная ореховая кожа, которая казалась в здешнем свете зеленоватой, и ранка на нижней губе. Совсем не представительно. Но Леда ведь не собиралась возвращаться в дом на скале. Ей не перед кем было держаться, кроме самой себя.
Леда открыла дверь и скользнула в коридор.
Бордовый мундир бросил на нее последний укоряющий взгляд.
Леда знала, что вслушиваться в чужие разговоры невежливо, но ничего не могла поделать: лучше уж сосредоточиться на голосах, чем на том, как ноют ее вцепившиеся в ложку пальцы. Да и акустика в таверне была на удивление хорошей. Когда-то под этой крышей закатывали вечеринки и выступали с концертами, а теперь по утрам здесь, очевидно, засиживались местные пьяницы. Не исключено, что они задержались еще с вечера.
– Говорю вам, своими глазами видел! В тумане, такое огромное…
– Да в прошлом году ты уверял, что видел в заливе
Мужчина произнес «Кракен» по-особенному, так, что Леда поняла: он имел в виду один из зубастых кораблей Ткачей, на которых те пустились когда-то в долгий путь по звездным толщам, чтобы однажды причалить сюда.
– Ткачи, мож, мне и привиделись. Но это… крылатое.
Говорившего одернули. Уголком глаза Леда заметила, как мужчины переглядываются, а потом спиной почувствовала пламя чужих взглядов. Она почти обернулась. Почти переспросила, потому что вчера, кажется, тоже видела в тумане что-то огромное. Что-то нечеловеческое. Что-то крылатое. И…
– Ледар
Голос разнесся по таверне и исчез в одном из углов под самым потолком. Он спугнул залетевшую внутрь чайку, которая тут же отыскала окно и обиженно умахнула обратно в небо. Леда обернулась.
Она специально осталась есть у стойки: это уменьшало риск, что к ней кто-нибудь подсядет. И так больше влезало, как говаривала бабушка Лиса. Лиса была права, конечно, а вот Леда ошиблась: некоторых людей не мог остановить факт, что она демонстративно стояла спиной к дверям, с краю, и тихо уплетала сытную пряную похлебку из моллюсков. Хотя, конечно, причислять Колючку Соль к «некоторым людям» было ошибкой.
Было, еще когда маленькая Леда бегала с ней наперегонки вверх-вниз по дороге на верхний ярус. Было и сейчас, когда Соль приближалась к стойке – неотвратимо, подобно урагану, к которому невозможно приготовиться.
Самым заметным в Соль были волосы: она не стригла их с детства, и они пышными белыми водопадами окутывали ее фигуру. Прежде она частенько плела из них косу и играла с ней, как с цепом: эти крепкие волосы служили верой и правдой в перепалках с местными мальчишками. Стоило привязать к косе что потяжелее, и они рассыпались по ближайшим теням, а Соль с топотом и улюлюканьем проносилась по улицам, собирая все лужи. Она всегда была громкой – чересчур громкой для Инезаводи. И никакой туман не мог ее заглушить.
Леда с удивлением обнаружила, что Соль прибавила в росте. В последний раз они виделись лет в пятнадцать – Соль неуверенно помахала ей, а Леда приложила палец к губам и юркнула в повозку, только что пришедшую из Двужилья. Леда сбегала не столько из дома, сколько из собственной жизни. Она действовала тихо – может, боялась, что сам город найдет способ ее остановить.