Мистер Нагрим не доехал даже до мерного камня, поставленного здесь несколько веков назад и отдаленно напоминавшего птицу с раздвоенным хвостом. Если смотреть с определенного ракурса, конечно: одного крыла и части хвоста не хватало. Головы тоже. Зато надпись на старом диалекте оставалась читабельной: «…НЕЗАВОДЬ». Первую букву, если верить людям постарше, растащили на сувениры. Еще в те годы, когда в городе обнаружили Порез – месторождение магии, полотна, которое лилось извне и превращалось в нити. Никто особо в это не верил – какой толк людям от кусочка влажного замшелого камня? Но куцее название прижилось: город называли «Незаводью» те, кто отчаянно хотел вырваться за его пределы. Или те, кто оставался, но с той особой уверенностью, которую позволяли себе только местные. Назови так их город приезжий, пусть даже в шутку, – выслушал бы долгую лекцию об уважении чужих традиций.
Леда присела на корточки и протянула к посылке руки. Шероховатая на вид деревянная поверхность через перчатки ощущалась странно. Леда провела чуть дрожащими пальцами по выцветшей стрекозе, перекинула сумку поудобнее и схватилась за деревянные края.
Ящик оказался удивительно легким, словно кто-то заказал на дом доставку сухого воздуха из центральных регионов. Или даже с пепельных полей Ф
Свой магический двор существовал и там, на южных берегах, но Маревая Ложа была еще более закрытой, чем Цех Города-Грозди. Поговаривали, что подмастерьев туда забирают детьми и в этом нет ничего добровольного. Неудивительно, что фарлодцы так часто показывались в Залах Цеха, который они, к слову, прозвали «Железным». И было в этом что-то неправильное: когда Леда проговаривала название вслух, слова душили ее. Железный Цех под кронами каменного Домдрева. Казалось, что она променяла одну клетку на другую… но это ведь совсем не так?
Ориентироваться в тумане было сложно, но шум моря Леда слышала отчетливо: если пойдет на него, вряд ли ошибется. Остатки дороги под ногами быстро превратились в песчаные тропки, и Леда начала оступаться. Приходилось резко поворачивать корпус или вытягивать руки с посылкой – чтобы не упасть. На ней были ботинки, которые она покупала специально для походов в нижние ветви Города-Грозди, где улицы были выстланы не только камнем. Но здесь, в холодной пустыне из тумана, песка и жухлой травы, они помогали мало. Леда несколько раз останавливалась, чтобы вытряхнуть из обуви песок, но в конце концов сдалась и побрела вперед прямо так. В городе она определенно об этом пожалеет, но в городе ее ждет тазик с горячей водой, а может, и целая ванна.
Она привыкла бегать вниз-вверх по Цеховым башням, да и кучу развилок ветвей проходила не раз, но через какое-то время дыхание начало ее предавать. Туман проползал в легкие, их жгло расстоянием и тяготило сыростью – не самое приятное сочетание. Леда старалась не трясти многострадальный ящик, но тропу было еле видно, и песчаные склоны постоянно уползали из-под ее шагов. Нагрим с посылкой особо не церемонился, но она упрямо хотела донести ящик до города в целости и сохранности – насколько это еще возможно.
Руки больше не ломило. Зато снова пробудилась тупая пульсирующая боль, которая, впрочем, преследовала бы Леду в любом климате. Если бы она осталась в столице, пришлось бы проходить мимо Цеховых башен. С тоской провожать взглядом еле виднеющийся с земли балкон, на котором она встречала рассветы. Завидовать каждому, на чьей одежде сверкает мастеровой знак.
Она вспомнила блеск серебристых застежек на бордовом мундире и сдула вьющуюся прядь с глаз. Может, в тот вечер мастер избавил ее от чего-то куда более серьезного, чем изгнание. В конце концов, не каждый день один из Цеховых подмастерьев теряет ножницы. И не каждый день один из Цеховых подмастерьев пытается удержать потревоженную нить чужой – неприкосновенной – судьбы. Судьбы человека, о котором не помнит никто на свете. Кроме, может быть, Лединого механога.
Туман вплетался в волосы, которые Леда убрала в косичку, едва сойдя с двужильского шпиля. Будь она в Цехе, подняла бы густые пряди в пучок и заколола инструментами, которые постоянно забывала положить в карман. Теперь же ее карманы, волосы и надежды были пусты. В самый раз для такой же пустой Инезаводи.