Паша нарочито строго спрашивал Кляксу, сняв её с плеча Марины и шутливо грозя ей пальцем. Однако Клякса вроде бы обиделась, тотчас спрыгнула с рук, метнулась в тёмный угол и пропала среди груды камней, за которой прятались ребята.
– Ну вот, Паша, – раздался недовольный голос Марины. – Обидел ты её, вот она опять спряталась от нас. Она же всё-всё понимает, только сказать не может. Где нам её теперь отыскать?
Внезапно там, в тёмном углу пещеры, послышался громкий шум сдвигаемых камней, каменная груда зашевелилась, камни поднимались и рассыпались в стороны, освобождая медленно поднимавшуюся из-под них сверкающую полированным золотом ту самую «Марин Голд», за которой они и пожаловали в это мрачное место. Статуя была плотно опутана мелкой сеткой чёрного цвета, в которой ребята уже сразу признали претерпевшую метаморфозу свою подружку Кляксу.
– Так вот она где, наша «Марин Голд» – восхищённо вымолвил Паша. – Это Эборг завалил её камнями в тёмном углу, спрятав для своего помощника монаха… Ведь надо же! Мы сюда пришли за ней, за ней прятались, а не знали, что она там, буквально под нами.
– Вот это да, Паша! Ура! Золотая Маринка наша! А ведь это заслуга душечки Кляксы. Если бы не она, не видать бы нам с тобой не то, что этой статуи, а и жизни даже. Тугуй жалости к врагам не знает. А эта махонькая чёрненькая хитрунья обладает, видимо, такими чудесными возможностями, о которых мы и не догадываемся. А что нам дальше делать с этой кучей золота, как ты думаешь, Паша?
– Марина, всё очень просто. Нужно её опять надёжно спрятать в этой пещере и в этом самом времени. А потом вернуться в наше время и откопать её. Что мы сейчас и сделаем. А Кляксочка нам поможет в этом.
Паша подошёл к висящей в воздухе горизонтально золотой Маринке, погладил её, словно убеждаясь в её реальности и обернулся к Марине, собираясь что-то ещё сказать, но не успел. Мимо него со свистом пролетел обломок монгольской пики, затем ещё один, острый камень ударился рядом с ним о стену. Уклоняясь от летящих в него острых пик и камней, он кинулся в сторону, успев одновременно бросить взгляд назад, и обомлел. Возле кучи сломанного Кляксой вооружения монголов стоял Ефимка с лицом, перекошенным от ненависти, и бросал в него стрелами и копьями, хрипя и крича сорванным голосом:
– Моё, моё. Не отдам никому. – Он подскочил к «Марин Голд», в исступлении обнял статую и зарыдал, проливая кипящие слёзы на закоченевший во тьме пещеры и отливающий багровыми бликами металл.
– Золото, это моё золото. Никому его не отдам. Столько золота. Я стану самым богатым купцом в Суздале, выстрою себе высокие хоромы, и буду жить с моей Настей в радости до самой старости.
– Совсем одурел парнишка, – промолвил ещё тяжело дышащий Паша. – Чудак-человек, тебе одного пальца её хватило бы для безбедной жизни. Но мы же не имеем права распоряжаться ею. Это общая наша городская собственность. Её в музей надо передавать, а ты – хоромы строить. Рабская твоя психология, Ефимка. Ты за этот кусок золота чуть меня не угробил. А ведь я тебе свободу подарил.
– Не отдам, это моё. Убью, малец, не замай, не подходи. Грех смертный на себя приму, но не отдам золото.
Совсем Ефимке плохо стало. Глаза выкатились синими бельмами, лицо забелело меловой маской. Выхватил он в куче камней большущий острый обломок и замахнулся им в бешенстве на Пашу, но бросить не успел. Тёмная тонкая ниточка Кляксы вдруг обвила его вспотевший лоб, ниточка расширилась, стала чёрной полоской, закрывшей его лоб. Ефимка внезапно успокоился, глаза его устало закрылись. Он медленно опустил напрягшиеся руки, присел на камни, затем откинулся на неровную стену и забылся с печалью на лице.
– Ну вот, опять Кляксочка нас выручила. Пусть Ефимка поспит немного, бедняжка. От такого самородка у кого угодно крыша поедет. Марина, пока он отдыхает, надо спрятать нашу «Марин Голд». Кляксочка, давай обратно спрячем эту золотую куклу.
Золотая статуя легонько двинулась обратно к куче камней, камни послушно расступились под ней, и она стала медленно опускаться вниз. Ещё немного, и она насовсем скрылась бы под камнями, как будто и не было здесь этой дивной золотой фигуры. Вдруг слабый скачущий свет факелов затмил яркий луч фонарика. Ребята обернулись на свет и обомлели.
14. Странная сигарета
В Институте с самого утра царило некое недоумение среди персонала. Обнаруженный сторожем Матвеичем висячий, ржавый, давно не открывающийся замок на институтском подвале открытым, а пустой, бесполезный подвал кем-то обысканным, взбудоражило умы сотрудников. Это было удивительно тем, что в этом подвале ничего не было, что могло возбудить интерес у самого непритязательного воришки. Но факт вскрытия двери подвала был, о чём и шептались между собой озадаченные сотрудники.
Матвеич с удивлением рассматривал старенький ржавый замок. Он вертел замок и так, и эдак, удивлённо качал головой, зачем-то трогал пальцем, рассматривал его на свет.