ТТТ

– Паша, – прошептала она другу, – надеюсь, он ничего не скажет о «Марин Голд» этому юному повелителю. Иначе очень подставит своего благодетеля Дэна.

– Сомневаюсь, что он вообще знает о ней. Дэн не такой дурак, чтобы этому полусумасшедшему фанатику открывать свои самые сокровенные тайны. Всё, что он сейчас молотит Тугую, так это про то, какие мы скверные и страшные, и какой хороший его благодетель Дэн.

– Ну что, мальцы-удальцы, достукались, допрыгались, – раздался рядом с ними свистящий шёпот Ахмеда. – Сейчас этот чокнутый враг унитазов такое поведает хану обо всех нас, что тому останется только четвертовать нас всех на первой же земляничной полянке. А что вы там говорили ему о Фашидоне?

– Там есть хорошее золото, и мы им хотим откупиться от хана, – ответил ему бегло Паша. – Только бы не ошибиться в тайге. Ведь там сейчас поста ГАИ нет на перевале, кого можно было бы порасспросить про дорогу на прииск.

– Да я был на этом прииске, – ответил Ахмед. – Не так уж и много там золота.

– Это в наше время его уже не так много осталось. А восемьсот лет назад чжурчжени в ручьях самородки собирали. И детям бросали в бабки играть.

Тем временем, поток красноречия отчаянно жестикулирующего Ала иссяк Он замолк и продолжал лишь молча бить поклоны перед Тугуем, заверяя того в своей преданности. Тугуй, всё это время с интересом поглядывающий на пленников, вдруг резко что-то скомандовал. Двое монголов подскочили к Ахмеду, грубо оттолкнув ребят, схватили его за руки, а Ефимка деловито вывернул ему карманы, как будто он всю жизнь именно этим и занимался. Кроме записной книжки, пачки сигарет «Мальборо» и пёстрого носового платка, Ефимка выудил из заднего кармана брюк солидный «Макаров» и протянул всё это повелителю. Брезгливо оттолкнув платок, Тугуй мельком осмотрел записную книжку, с кислой гримасой пощупал и понюхал сигареты, но с радостным блеском в глазах схватил пистолет и стал его рассматривать, вертеть в руках, изучая и явно радуясь. Очевидно, Ал успел уже ему рассказать о страшном оружии этих неверных.

Ахмед с мрачным любопытством наблюдал происходящее. Когда хан взял пистолет обеими руками и положил палец на спусковой крючок, он предостерегающе крикнул, но было поздно. Внезапно грянул выстрел, прогремевший в замкнутой пещере особенно пугающе и громко. Стоявший перед Тугуем на коленях и беспрерывно кланявшийся Ал вдруг дёрнулся всем телом, изумлённо открыл недоумевающие глаза и завалился набок. Под ним расплывалась кровавая лужица. От неожиданного выстрела перепуганный Тугуй бросил пистолет перед собой, все монголы упали тотчас на колени, и только лишь один Ахмед не растерялся.

Почувствовав свободные руки, он мгновенно подхватил с полу пистолет, два раза выстрелил поверх толпы для эффекта, схватил за руку Дэна, подмигнул ребятам и кинулся в глубину пещеры, увлекая за собой и ребят. Сначала они бежали молча в темноте, лишь слегка освещаемой отблесками далёких факелов. Но в кармане у Дэна обнаружился маленький фонарик, и за поворотом они бежали уже более уверенно, только не знали куда. Впереди бежал Ахмед с Дэном, а сзади едва поспевали за ними Паша с запыхавшейся Мариной. Позади них слышался неясный шум и топот погони. Опомнившиеся монголы пустились вдогонку за ними и их намерения были совершенно ясны, догони они беглецов.

Бежать было всё труднее. Пол пещеры становился неровным, ширина пещеры сужалась, а бегущие впереди с плохоньким фонарём Ахмед с Дэном постепенно уходили вперёд, поскольку ребята уже начали уставать. По пути друзья подобрали брошенный кем-то факел, подожгли его, и побежали дальше.

– Паша, я уже больше не могу, – взмолилась вскоре Марина, – проклятая пещера, сколько можно по ней бегать. Прошлый раз убегали по ней от кого-то куда-то, и теперь то же самое. Паша, ещё немного, и я упаду. Чёрт с ними, с монголами, не убьют же они друзей Абдуллы.

– Марина, – отвечал ей на бегу тоже запыхавшийся Паша. – Они сейчас злы, как волчья стая в погоне, и я не могу ручаться за наши жизни. Ещё немного потерпи, и мы что-нибудь придумаем.

– Паша, не могу больше. Ты знаешь, я ходить могу сколько угодно, а вот бегать столько не приходилось. Давай спрячемся где-нибудь потихоньку, а они мимо пробегут, и не заметят нас. Да к тому же, и факел наш вот-вот погаснет. Ещё немного, и мы останемся в темноте.

Марина уже не бежала, а тихо шла, спотыкаясь на ровном месте и опираясь на неровные стены узкого прохода. Паша понимал, что это уже предел её возможностей. Тут как раз справа появился узенький ход-отвилок, некая чёрная дыра, зовущая в неизвестность. Паша не останавливаясь, швырнул почти погасший факел на пол вперёд подальше, скользнул в черноту, втащил туда Марину и, спрятавшись за грудой камней, они затаились, не шевелясь и сдерживая шумное дыхание.

– Паша, а мне Ала жалко. Хоть он чуть и не погубил нас, но он же не виноват в том, что он такой. Он человек своего времени, – прошептала Марина, вспоминая нелепую гибель фанатичного монаха, – и по-своему его можно понять и пожалеть.