ТТТ

Так просидели они довольно долго. Уже опустились на город душные августовские сумерки. Уже Луна красным медным тазом величаво поднялась над зеркальной бухтой, но тут же стыдливо спряталась за набежавшие плотные облака. Натрудившиеся за жаркий суматошный день пичуги устало умолкли до утра в своих уютных гнёздышках. Только домашние псы лениво, на всякий случай, перебрёхивались через заборы, тоже готовясь ко сну.

Какой-то неясный глуховатый стук вывел Цыбулю из сладкого кайфа. Он открыл глаза и ничего не понял в сплошной загадочной темноте. Напрасно он всматривался перед собой, усиленно моргая ещё сонными глазами, в ночной мрак, полный каких-то неясных пугающих теней. Ничего не понимающим разумом он пытался осознать себя, вспомнить, кто он, где же он находится, и что ему делать дальше? Он вдруг осознал себя невероятно одиноким, внезапно заброшенным в кромешную вечную тьму, у него исчезло ощущение земной тверди под ногами и небесного свода над головой, ни один звук не тревожил его слух, ни один лучик света не останавливал его беспокойный взгляд. Животный ужас охватил его ещё барахтающуюся в наркотическом дурмане и ничего не осознающую в темноте душу, и он завыл звериным воем о помощи, моля о ней и прося пощады, ещё не зная у кого и почему. Его мечущиеся в темноте руки вдруг толкнули лежащее рядом чьё-то неподвижное тело, которое тотчас содрогнулось, вскинулось и тоже отчаянно в страхе завопило на всю округу.

Вахтёр Иван Матвеич, совершая свой обычный ночной обход территории Института, тоже обратил внимание на подозрительный посторонний стук, напоминающий звук трения металла о металл. Он уже было хотел кинуться на этот звук в темноте, но в это время его остановил жуткий непонятный чей-то не то крик, не то вой в кустах за бомбоубежищем. Он кинулся на истошный крик, и яркий луч его сторожевого фонаря высветил весьма своеобразную картину.

В буйных диких кленовых зарослях на бетонной плите у забора сидели, судорожно вцепившись друг в друга и вопя от ужаса, его старые знакомые – парочка известных наркоманов. На их бессмысленных лицах застыл животный страх. Они намертво вцепились друг в друга и, подняв лица к небу, испуганно выли, в ужасе едва не кусая друг друга.

Матвеичу, мужчине не робкого десятка, уже не первый год работающему в охране, отслужившему почти четыре года на границе, стало непривычно жутко. Мурашки забегали у него под рубашкой, и, чтобы не поддаться страху, Матвеич высветил сладкую парочку фонарём и свирепо рявкнул на них, да так, что они враз опомнились, узнали друг-друга, поняли, где они находятся, и кинулись бежать сквозь заросли вдоль забора, спотыкаясь и привычно матюгаясь для храбрости.

И вдруг впереди бегущих наркоманов, в плотной ночной мгле, прямо посреди массивной бетонной плиты длинного забора, окружающего Институт, появилось странное светлое пятно из клубящегося, необыкновенного сиреневого тумана. Своим плохо соображающим сознанием беглецы приняли это пятно за приоткрытую куда-то в свет, к людям дверь, и разом вместе кинулись в сиреневый спасительный вход, пытаясь там спрятаться от кажущейся им погони. Две испуганные тени с разбегу нырнули в сиреневое пятно и исчезли в нём. А пятно вдруг стало стремительно сужаться, превратилось в яркую точку на серой плите бетонного забора и, наконец, погасло, исчезнув совершенно бесследно.

А Матвеич ещё раз шумнул на незадачливых наркоманов, проводил их взглядом, покачал головой, и поспешил продолжить свой дежурный ночной обход. Лучик фонаря выхватывал из темноты то угол здания, то тёмное молчаливое окно, то… Матвеич пригляделся зорче, высветил в ночи заброшенную дверь в подвал, подошёл к ней поближе, и вдруг заметил, как в лучике фонаря блеснула приоткрытая дужка очередного, сложного и секретного висячего замка. Дверь было притворена, но было ясно, что её открывали. Этот факт был так тревожен и непонятен, что Матвеич засвистел в свой свисток, вызывая напарника. Вдвоём они осмотрели вскрытый подвал, но никого в нём не обнаружили. Удивительно, кому и зачем нужно было стремиться сквозь надёжные запоры в пустой сырой подвал.

13. Предательство монаха

Марина поняла, что ошеломлённый и совсем затурканный нашей цивилизацией Алквилл сообразил, что наконец-то он вернулся в своё родное законное время и воспрянул своим неистовым средневековым миссионерским духом. Самое скверное было в том, что он за годы странствий по азиатским просторам неплохо освоил языки народов, которых огнём и мечом тащил в свою веру, и сейчас он напрямую говорил с Тугуем, выкладывая тому всё, что накопилось в его взбудораженной голове за последний месяц. А может, он даже был знаком с Тугуем и ранее, или слышал о нём в своих прежних грабительских походах. Марина только поёжилась, прикинув, что этот фанатик может наговорить о них этому юному самодовольному властелину их жизней, в каких невероятных грехах и деяниях он может обвинить их.