Тоня вышла из туалета, как-то особенно передернула попой, видно, там внутри еще не все заняло свои места, может, мылась, и не вся водичка вышла. Застегни мне лифчик. Лифчик, – как это вульгарно – неужли нельзя было сказать «бюстгальтер»? У Тони блаженный вид, ей, видимо, понравилось неожиданное приключение. Качала и трясла бедрами, подтягивая и осаживая на себе не до конца одетые брюки, смотрела весело и смело – ничего себе тихоня! Маленькие, голубенькие, задорные глаза… Вспомнилось Клячкинское: «Глаза – как две смородины, а ротик – словно щель, ой мама моя, родина, ой, где моя шинель?» Смородинки-то голубые в данном случае, а так похоже.
Посмотрел на часы – через сорок минут появится Лариска. Скорее всего, придет позже, но может и вовремя. Бардак в доме, хотел же прибраться.
Послушай, Тоня, не обижайся, но у меня дела. Собирайся. Встретимся ли еще раз? Почему бы и нет? Сегодня что, суббота? В понедельник – на работе. И дома у меня – может быть. Сейчас мои все за городом. Так что как-нибудь вечером – вполне. Надеюсь, она скажет мне, если что. А как не скажет? Придет через два года, вся кроткая, в грусти-печали, опустив глазки, позвонит в дверь, станет на пороге с малышом на руках. Вот, деточка, твой папа… А рядом мои – маман с папоном, сцена у фонтана, офигительная сцена, полный конфузион. Такая вот пррропозиция.
Что Тоне собираться? Встала и пошла. Румянец на белой коже – кровь с молоком. Рот до ушей. А у меня настроение… Ащщущенице – ржавым гх-х-воздем по стеклу, полный деррибас. С какой стати она здесь, что делает у меня дома эта совсем чужая мне деваха? Через полчаса придет Лариска, а я-то – хорош гусь. Что это на меня нашло? Не буду наводить порядок, палец о палец не ударю, не хочу – не буду, как есть, так и есть. Интересно, не оставила ли Тоня что-нибудь – трусики, следки? Да нет, в трусиках ушла, все тип-топ, но запахи могут остаться – я-то не учую, а у женщин нюх… Давай, восходящая звезда, проветривай – санузел, общую комнату, как туалет-то проветрить? – включу вентилятор для сквозняка.
Ну, вот и Лариса. Звонит, хоть чуть-чуть раскидаю вещи, в «тещину комнату», чтобы не на глазах. Может, не открывать? – позвонит, позвонит и уйдет. Объясню потом, что электричку отменили, автобус в аварию попал… Нет, нехорошо это. Я ведь действительно ждал ее. Своеобразно ждал, очень даже необычно ждал. Ждал, но времени зря не терял. Привет, Лариска. Смотри-ка, марафет навела, для меня старалась, ресницы, какие все-таки у нее ресницы, и глаза… Обниматься, миловаться с ней – ну никак не хочется. Ничего не случилось, дорогой? Нет, вроде все в порядке. Ладно, раз ты не в духе, давай поговорим. Разговор у нас тоже не клеится. Понимаешь, Лариса, я что-то не в форме. Ну, нет настроения, позвонил бы. Зачем я неслась на перекладных через весь город? Думала, ты хотел побыть со мной наедине.
Бедная Лариска, она даже не представляет, в какой ситуации оказалась. Боже мой, она даже не представляет…
Все, нет больше сил терпеть эту муку, я сам себе противен. Знаешь, Лара, ты уж извини, но лучше, если бы ты прямо сейчас поехала домой. Фу-у-у, решился все-таки. Лариса вспыхнула, стала быстро собираться, в глазах блеснули слезы. Бедная, бедная моя подружка, не просто подружка – возлюбленная, за что я ее так? Она ко мне всей душой. Правильно говорят: ни одно хорошее дело не должно остаться безнаказанным. Выпроводил ее и теперь чувствую себя последним негодяем. Негодяй – это, пожалуй, слишком сильно для меня, просто мелкий пакостник. Стыдно, очень стыдно, но не мог я себя заставить, ну никак не мог я быть с ней сегодня!
Что за человек проснулся во мне? – совсем незнакомый человек, мой двойник-антипод. Совсем не я, другой. С темно-синей кожей, с голубенькими, наивными как у Тони глазами. Жил во мне эти годы. Жил тихо, ничего не говорил, не поднимал голову, не заявлял о своих правах. А тут вдруг стал в полный рост и громко сказал: «Вот он я! Чего ты удивляешься? Я – это и есть настоящий ты. Посмотри на себя. И скажи честно, кто ты есть на самом деле. Куда делись твои хваленые принципы, твоя порядочность, хваленые способность к сопереживанию и тонкие интеллигентные чувства? Их нет, их и след простыл. Теперь, наконец, понял, что самая твоя большая радость – залезть с головой в грязь, по уши изваляться в дерьме?».
Зачем так говорить – в дерьме? Тоня – совсем неплохая девушка.
«Кто для тебя Тоня? Ты о ней подумал? Просто подобрал, что плохо лежит. Без чувства, без тяги, без интереса. В этом не было даже простого любопытства. А теперь трясешься, боишься последствий. Не последствий ты боишься, а ответственности, наказания боишься, за удобства свои трясешься. А на Тоню тебе наплевать. Так же, как и на Лариску, как и на всех остальных».
Да, мой друг, мое сокровенное альтер-эго, «мое второе я», ты прав, мой двойник. Прав во всем. Выходит, что я сам себя не знал до сегодняшнего дня. Не знал. Но почему я говорю: «второе я»? Может быть, первое и главное?
Желтые рассказы
Неделя у тетушки Доры