Цвет волшебства

— Нет, спасибо, что-то не хочется. Довольно опасные твари. И должен заметить, не очень-то хорошо с твоей стороны приходить сюда и злорадствовать, да ещё жрать у меня на глазах креветки.

— ТЫ ЭТО О ЧЁМ?

— О том, что меня ведь наутро повесят.

— ПРАВДА? В ТАКОМ СЛУЧАЕ БУДУ С НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДАТЬ ВЕСТЕЙ О ТВОЁМ ПОБЕГЕ. НУ А МНЕ ПРЕДСТОИТ ВСТРЕЧА С ЧЕЛОВЕКОМ В… — Роясь в файлах своей памяти, Смерть загадочно поблескивал пустыми глазницами. — АХ ДА. В ЖИВОТЕ У КРОКОДИЛА. В НЕСКОЛЬКИХ СОТНЯХ МИЛЬ ОТСЮДА.

— Но тогда что ты делаешь ЗДЕСЬ!

— Я ПРОСТО ПОДУМАЛ, ЧТО ТЕБЕ ПРИЯТНО БУДЕТ УВИДЕТЬ ЗНАКОМОЕ ЛИЦО. НУ, ПОЖАЛУЙ, МНЕ ПОРА. — Смерть поднялся. — ВО МНОГИХ ОТНОШЕНИЯХ ВЕСЬМА ПРИЯТНЫЙ ГОРОД. ПОКА ТЫ ЗДЕСЬ, РЕКОМЕНДУЮ ПОСЕТИТЬ ОПЕРУ.

— Постой… Но ты же сказал, что я обязательно умру!

— В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ ВСЕ УМИРАЮТ.

Выпуская Смерть, стены разошлись и вновь сомкнулись. Как будто его здесь и не было. Впрочем, если посмотреть на происходящее с его временных позиций, это было довольно близко к истине.

— То есть я все-таки убегу? Но как? Я ведь не умею ходить сквозь…

Он опять сел на лавку. В углу жалась овца.

Ринсвинд бросил взгляд на нетронутый плавучий мясной пирог. Ткнул в него ложкой. Суповик медленно ушел в зеленые воды.

В маленькое окошко просачивался городской шум.

Через некоторое время пирог всплыл опять, подобно некоему забытому континенту. Небольшая волна плеснула в край миски.

Ринсвинд улегся на тонкое одеяло и уставился в потолок. Ну, надо же, кто-то даже до потолка добрался. И написал там: «ЗДАРАВЕНЬКИ ДРУГ. ГЛЯНЬ НА ПЕТЛИ. НЕД».

Медленно, будто марионетка, приводимая в движение невидимыми нитями, Ринсвинд обернулся и посмотрел на дверь.

Петли были массивными. Их не ввинтили в дверную раму — чтобы какой-нибудь узник-умелец тут же их и вывинтил? Ну уж нет. Петли представляли собой гигантские железные крюки, намертво вколоченные непосредственно в камень, а к двери были приварены два тяжеленных кольца, на которых она и висела. Ну, и что в этих петлях такого?

Тогда он пригляделся к замку. Массивный железный штырь уходил глубоко в раму. Чем вскрыть такой замок, скорее сам вскроешься.

Подойдя поближе, Ринсвинд некоторое время изучал дверь. Потом плюнул на ладони и, скрипя зубами, попытался приподнять её со стороны петель. Если чуть-чуть напрячься, даже не чуть-чуть, а…

…То вполне возможно снять кольца с не полностью вбитых в стену крюков.

А теперь, если слегка потянуть на себя и сделать дрожащей ногой небольшой шажок вот СЮДА, можно выдернуть штырь замка из отверстия и втащить всю дверь в камеру.

Теперь ничто не помешает ему выйти, аккуратно повесить дверь на место и спокойно удалиться.

«Именно так, — думал Ринсвинд, посредством сложных маневров возвращая дверь на петли, — да, да, вот так именно и поступил бы полный дурак».

Это был момент, словно специально созданный для трусости. Но бывают мгновения для бездумной, исполненной ужаса паники, а бывают моменты, когда паника должна быть взвешенной, рассчитанной, ПРОДУМАННОЙ. Сейчас он находился в абсолютно безопасном месте. Да, это камера смертника, но именно поэтому (по крайней мере, в ближайшие часы) здесь не могло произойти ничего плохого. Иксиане не производили впечатления любителей медленных пыток, разве что им опять взбрело бы в голову угостить его местными деликатесами. Так что у него имеется некоторый ЗАПАС ВРЕМЕНИ. Времени, которым он воспользуется, чтобы разработать план действий, обдумать следующий шаг, применить свой недюжинный интеллект для решения насущной проблемы.

Пару секунд он таращился в стену, а потом резко выпрямился.

Ну да. Пожалуй, хватит. Пора делать ноги.

* * *

Зелёную палубу дынной лодки поделили на две секции — мужскую и женскую. Того требовали приличия. На практике же это означало, что большую часть палубы теперь занимала госпожа Герпес. Почти всё время она, укрывшись за ширмой, принимала солнечные ванны. Её уединение тщательно оберегали волшебники — по крайней мере трое из них на месте убили бы любого, рискнувшего подойти к заветным пальмовым ветвям ближе чем на десять футов.

Таким образом, на судне постепенно создавалось то, что тетушка Думминга (которая его растила), как правило, называла Атмосферой с большой буквы.

— И всё равно я считаю, что мне следует взобраться на мачту! — возразил он.

— А-а! Шоу «Подгляди сам»? — прорычал главный философ.

— Нет, просто мне кажется, было бы неплохо выяснить, куда мы, собственно, плывем, — ответил Думминг. — Там, впереди, собираются серьёзные тучи.

— Отлично, значит, поплывем под дождиком, — отрезал заведующий кафедрой беспредметных изысканий.

— В таком случае почту за честь возвести подходящее укрытие для госпожи Герпес, — вступил в разговор декан.

Думминг побрёл обратно на корму, где мрачный аркканцлер ловил рыбу.

— Можно подумать, госпожа Герпес — единственная женщина в мире, — недовольно произнёс Думминг.

— А по-твоему, дело обстоит как-то иначе?

Мысли Думминга панически заметались, периодически сталкиваясь друг с другом.

— Но, аркканцлер, это же полная ерунда!