Цвет волшебства

— Во всяком случае, ты пришел за мной, и это было очень любезно с твоей стороны, — заявил Двацветок. — Кстати, как ты сюда попал? Зрелище было очень впечатляющим.

— Ну, — неловко начал волшебник, — я просто подумал: «Негоже бросать в беде старину Двацветка», и…

— Так что теперь нам нужно найти этого Бел-Шамгарота и всё ему объяснить. Может быть, он выпустит нас отсюда, — сказал Двацветок.

Ринсвинд прочистил ухо пальцем.

— Здесь очень забавное эхо, — заметил он. — Мне послышалось, ты употребил слова типа «найти» и «объяснить».

— Ну да.

Ринсвинд изумлённо уставился на озарённого адскими пурпурными отблесками туриста.

— Ты собираешься найти Бел-Шамгарота? — переспросил он.

— Да. Нам вовсе не обязательно вступать с ним в какие-то отношения.

— Ты хочешь найти Раздирателя Душ и не вступать с ним в отношения? Мы что, просто кивнем ему и спросим, как пройти к выходу? Неужели ты и в самом деле надеешься что-то объяснить Насылателю Восьмммффф, — вовремя оборвал себя Ринсвинд. — Да ты чокнутый! — закончил он. — Эй! Куда ты? Вернись!

Он бросился следом за Двацветком, но тут же со стоном затормозил.

Фиолетовый свет резанул по глазам, раскрашивая окружение в новые, неприятные краски. Это был уже не коридор, это было просторное помещение с числом стен, которое Ринсвинд не осмеливался себе представить. Отсюда лучами расходились в… 7а туннелей.

В некотором отдалении волшебник увидел невысокий алтарь с таким же количеством граней, сколько даёт два, умноженное на четыре. Однако алтарь этот, как ни странно, стоял не в центре зала. Середину палаты занимала здоровенная каменная плита, у которой было в два раза больше сторон, чем у квадрата. Очень массивная на вид плита. В странном фиолетовом свете она казалась слегка наклонённой, и один её край гордо выступал над окружающими каменными блоками.

На плите стоял Двацветок.

— Эй, Ринсвинд! Посмотри, кого я нашел!

По одному из коридоров в направлении зала неторопливо трусил Сундук.

— Замечательно, — объявил Ринсвинд. — Прекрасно. Он-то нас и выведет. Немедленно.

Двацветок торопливо копался в Сундучьих внутренностях.

— Ага, — откликнулся он. — Я только несколько картинок сделаю. Сейчас, прилажу вот эту штуковину и…

— Я сказал немедленно…

Ринсвинд замолк. В коридоре прямо напротив него стоял Хрун-Варвар, и в его похожем на окорок кулаке был зажат огромный чёрный меч.

— Ты? — неуверенно спросил герой.

— Ага. Да, — кивнул Ринсвинд. — Если я не ошибаюсь, Хрун? Давненько не виделись. Зачем пожаловал?

Хрун ткнул пальцем в Сундук.

— За ним, — сказал он.

Этот долгий диалог истощил все его силы. Наконец, голосом, в котором сочетались утверждение, притязание, угроза и ультиматум, Хрун добавил:

— Моё.

— Сундук принадлежит Двацветку, — возразил Ринсвинд. — И вот тебе мой совет. Не трогай ты этот ящик.

До него вдруг дошло, что как раз этого говорить не следовало. Хрун отпихнул Двацветка в сторону и потянулся к Сундуку…

…Который выпустил из-под себя ноги и попятился, угрожающе скалясь крышкой. В неверном свете Ринсвинду показалось, что у Сундука вдруг выросло несколько рядов огромных зубов, белых, как отбеленная древесина берёзы.

— Хрун, — быстро проговорил он, — я должен кое о чём тебя предупредить…

Хрун повернул к нему озадаченное лицо.

— Что? — спросил он.

— Насчет чисел. Если ты сложишь семь и один, три и пять или отнимешь два от десяти, ты получишь некое число. Пока ты здесь, не упоминай его, и тогда, может быть, у нас появится шанс выбраться отсюда живыми. Или мертвыми, но нормальными.

— Кто это? — поинтересовался Двацветок.

Он держал в руке клетку, выуженную из самых сокровенных глубин Сундука и набитую угрюмыми розовыми ящерицами.

— Я Хрун, — гордо возвестил Хрун. Потом он посмотрел на Ринсвинда и переспросил: — Что?

— Просто не называй это число, ладно? — повторил Ринсвинд.

Он посмотрел на меч, зажатый в кулаке Хруна. Меч был абсолютно чёрным, того оттенка чёрного, который есть не цвет, но скорее могила всех цветов. Вверх по светящемуся слабым октариновым светом клинку шла чрезвычайно витиеватая руническая надпись. Меч, должно быть, тоже увидел волшебника, потому что внезапно заговорил — голосом, похожим на скрип когтя по стеклу.

— Странно, — удивился клинок. — Почему ему нельзя произносить число восемь?

«ВОСЕМЬ, Совсем, съем», — откликнулось эхо. Глубоко под землей послышался слабый-преслабый скрежещущий звук.

А эхо, хоть и стало мягче, отказывалось затихать. Его отголоски скакали от стены к стене, снова и снова сталкиваясь между собой. В такт звуку мигал фиолетовый свет.

— Ну вот! — завопил Ринсвинд. — Я же предупредил, ни в коем случае не упоминайте число восемь!

Он в ужасе замолчал. Что он наделал! Но слово уже вырвалось и присоединилось к своим собратьям в общем перешептывании.

Ринсвинд собрался было сделать ноги, но воздух внезапно загустел, как патока. В зале накапливался заряд магии, мощнее которого волшебник никогда не встречал. Когда же Ринсвинд медленно, с трудом сдвинулся с места, то за его ногами потянулись повторяющие их очертания хвосты из золотистых искр.