Цусимский синдром

Быстро перевожу бинокль направо: что там?.. Линия броненосцев сейчас на уровне середины колонны второго отряда… «Ушакова» уже нет в строю… «Нахимов» – тоже пропал… Видно, отстал с концами… Японские броненосцы, поворачивая вправо, окончательно охватывают голову – «Николай» полыхает большим, ярким костром, «Сисой» отстает ненамного… Должно быть, там сейчас творится настоящий ад… Почему же они не отворачивают? В чем дело?! Надо ведь всего лишь повернуть налево, не давая себя безнаказанно расстреливать! Через двадцать минут наступит темнота – там спасение!.. Губы сами собой начинают бормотать: «Отче наш, иже еси на небесех…» Я никогда не был ревностным христианином… Зайти с девушкой в церковь во время прогулки – тот максимум, на который был способен… Но сейчас… В эту минуту я готов упасть на колени прямо здесь, на мостике! И стоять на них, молясь. Да хоть бить челом о настил – лишь бы отвернули, ушли из смертельной ловушки эти старенькие, но такие родные сердцу броненосцы! Ну же, Небогатов!.. Ты ведь умеешь маневрировать, покажи это! Доверни, доверни налево!..

Словно услышав меня, либо не выдержав шквального огня, осыпаемый снарядами «Николай» наконец начинает поворачивать… Невооруженным взглядом видно, как время от времени из общей горящей массы вырываются небольшие протуберанцы взрывов… «Сисой», словно торопясь выйти из-под стального града, не дожидается своей очереди, ныряя под борт вожака, сдваивая строй… Пять оставшихся в строю русских кораблей второго отряда, горя и отстреливаясь, наконец поворачивают, взяв курс в сторону флагмана…

Крики с палубы отвлекают от происходящего: броненосцы быстро подходят к сильно накренившемуся «Ивате». «Суворов» берет чуть правее – и тонущий крейсер оказывается между нами и «Александром»… Совсем рядом, до него метров двести. Команда толпится на обращенном к небу борту, не спеша покидать гибнущий корабль… Наша цель сейчас – пылающая «Асама»: с каждой минутой ее факел все ближе: броненосный крейсер окончательно потерял ход, отстав от своего отряда и выкатившись левее. Колонна же японцев совершает поворот на юг… Я пристально всматриваюсь в японские корабли… Совершая поворот, выходит из боя?! Все, сражение окончено?! Не станут даже преследовать небогатовский отряд? И «Асаму» выручать? Похоже, что так…

А как же «Ушаков»? «Нахимов»?.. Стараясь различить что-либо в почти полной темноте, я тщетно высматриваю хоть что-то на горизонте… Ничего. Кроме нашего крейсерского отряда с миноносцами – следуют позади кильватерной колонной. Несколько мелких пожаров на них постепенно тускнеют, бортовые огни потушены…

«Суворов» не прекращает стрельбы́, как и остальные наши броненосцы: яркие вспышки, отбрасывая на короткий миг причудливые тени, то и дело прорезают темноту. Неожиданно справа появляется небольшой силуэт, и мое сердце опускается: японские миноносцы!.. Как же я мог про них забыть?.. Сейчас на воде появится светящийся след, и… Семафор с нашей мачты быстро мигает, его подхватывают на «Александре» и еще, еще дальше… Орудия «Суворова» замолкают. Так это – наш миноносец? Вглядываюсь в темноту. И не один? Два, три… Небольшие суденышки фронтом быстро обгоняют нас с правого борта, направляясь в сторону факела, еще носящего имя «Асама». Канонада стихает, и на последнем правом броненосце «Бородино» все стихло… Море окутывает непривычная для слуха тишина… Проходит минута, за ней другая… Я не могу отвести взгляда от костра. Говорят, огонь можно рассматривать бесконечно… Да только… Огонь этот – совсем не тот, что горит в лесу, согревая путников. Вместо уютного потрескивания дров с мерцающими угольками впереди – пылающие слои ядовитой краски с плавящимся от жара металлом… Погнутые конструкции, искореженный корпус. И чьи-то жизни, запертые внутри обреченного судна. Много – не десяток и даже не сотня…

Брызжущий в разные стороны фейерверк озаряет окружающее пространство, освещая на мгновение площадь мостика. Через несколько секунд до меня долетает раскатистый грохот. Костерок начинает гаснуть, постепенно тая. Вот он уменьшился на треть, вот уже на две… Остается лишь краешек, верхняя часть пламени. Но и она, чуть продержавшись на поверхности, быстро исчезает. Пока не наступает темнота, освещаемая лишь пожарами подходящих справа броненосцев. Тех, что остались от второго отряда.

Обессиленно опускаюсь на настил… Наверное, надо идти куда-то? Спуститься вниз, что-то поесть, наверняка – выпить… Отыскать Матавкина, крепко обнять его, назвав наконец на «ты»… После добраться до каюты и прямо так, не раздеваясь, провалиться в сон, глубоко-глубоко… Так, чтобы не чувствовать спирающей дыхание вони от гари с шимозой… Но сил совсем нет, и я просто сижу, опершись руками о пол… Наверное, проходит какое-то время. Чьи-то голоса звучат поблизости, мелькает свет фонаря…

– Царствие небесное Николаю Ивановичу… – долетает до меня чей-то низкий голос. – Хороший был адмирал и человек, знавал его по Петербургу… Упокой Господь его душу!..

– Прости, Господи… – Этот голос мне знаком.

Свет на секунду освещает меня.