Цусимский синдром

Топот сигнальщиков внизу. К фалам подбегает один, за ним следом второй… Лихорадочно цепляют флаги. Через минуту сигналы расшифрованы: «Всем кораблям иметь бесперебойно работающие телеграфные аппараты. Перестроиться в боевой порядок согласно утвержденному строю. Судам первого отряда иметь ход четырнадцать узлов, иметь пары на пятнадцать. Первому отряду совершить последовательный поворот на восемь румбов влево. «Ослябе» принять в кильватер «Орлу», «Бородино» замыкает строй первого отряда».

Мостик мгновенно пустеет, остается лишь вахтенный да пара матросов. Устало облокотившись спиной о переборку, скрещиваю руки на груди. Итого – нас засекли. Остается неясным лишь один вопрос: во сколько, а главное – где появятся основные силы японского флота? Словно вторя моим мыслям, слух улавливает четыре удара колокола.

– Два часа дня… – почти механически шепчу я.

И те и другие – еще далеко, и наша эскадра медленно и неуклюже приступает к перестроениям. Со стороны кажется, что строй кораблей превращается в натуральную куча-малу: «Суворов» увеличивает ход, рыская влево, идущий следом «Александр» повторяет наш маневр. «Бородино» зачем-то уходит правее, дальше почти ничего не разобрать… Меня не отпускает стойкое ощущение, что столкновений этим огромным железякам удается избежать каким-то разве что чудом… И это под самым носом японцев?..

– Команде обедать!.. – разносится призывный крик от кормы до носа.

Война войной, а обед – по расписанию: палуба быстро заполняется нижними чинами с посудой в руках. Запах наваристого борща из бачков заставляет голову вернуться к бренному, а желудок – негодующе возопить об испытываемой им вселенской пустоте…

Подчиняясь их зову и уже поставив ногу на ступеньку трапа, все же решаю побеспокоить вахтенного. Шишкин не отводит бинокля от части горизонта, откуда возвращаются наши:

– Все на месте, Борис Николаевич? Как там «Аврора»? Цела?

– Пока не разберу… – очень серьезно, без тени обычного задора бросает он. – Мешает дым от «Орла».

Бросив тоскливый взгляд за борт, где с каждой минутой все отчетливей вырисовываются корабли неприятеля, я все же покидаю мостик, быстро спускаясь в кают-компанию.

Странно. В моем представлении офицерский состав в эти мгновения должен быть подтянут и собран как никогда. Голоса – звучать строго, движения – быть скованными и сжатыми. Нервное же напряжение – достигать своего апогея, выражаясь в обрывистости фраз и концентрации на предстоящем бое. Переживаниях, в конце концов, за «Аврору» с отрядом крейсеров!.. Горела ведь?.. Ничего подобного не вижу и в помине: в дверях меня встречает громкий хохот над чьей-то соленой шуткой:

– Как вы говорите? Разрез глаз соответствует интеллектуальным способностям?.. – Несколько человек держатся за животы.

– Ой, господи, давно так не смеялся… Отмочили, Борис Викторович!..

– Еще что-нибудь давайте!..

М-да… О расовой этике, очевидно, тут сроду никто не слыхивал?.. Народу относительно немного, за столом даже есть свободные места. Тихонько присаживаюсь с краю. Тем не менее меня замечают:

– Господин поручик, отчего такой кислый вид?

– Вячеслав Викторович, очевидно, переживает… Не участвовали в морских баталиях?.. Будет что рассказать дома!..

Вот не люблю я, когда обо мне в третьем лице… Да еще и в подобном тоне! Спокойно зачерпнув суп из фарфоровой супницы, отыскиваю невежу. Встречаемся взглядами: автор наезда фон Курсель, прапорщик. Не разговаривал с этим товарищем ни разу, лишь здоровался. Перед ним на столе возвышается наполовину пустая бутыль с характерной надписью из трех букв. Почти идентичных в каком-то смысле русскому трехбуквенному сочетанию. Если брать в расчет потерю рассудка… Теперь ясна причина подобной развязности… Пьянство, господин прапорщик, до добра еще никого не доводило!

Похоже, вид у меня сейчас столь внушительный, что тот не выдерживает, отводя светлый лик. В наступившей тишине слышен характерный гул машин под ногами. Хрум… Хрум…

Молча ныряю ложкой в тарелку, украдкой обводя взглядом поверхность стола: ба, да вы все тут… Под хорошим градусом? Глушим-с, господа офицеры? Явно ведь, не от бравады! Страшно стало?..

В обычные дни за обедом две-три бутылки вина являлись общепринятой нормой. Сейчас же – стол буквально ломится от спиртного… Мой сосед справа, мичман Баль, услужливо наполняет мой стакан, нарушая повисшую паузу:

– Господин поручик?..

Красная жидкость льется через край, оставляя на скатерти бесформенную лужу. Ром не впитывается, сохраняя форму небольшой горки… Имеющей вид багровой капли.

Мне тоже страшно. И страшно – вдвойне… Втройне. Многократно!.. И если вы, господа морские волки, ждете обычной «баталии», как выразился ваш коллега… То я – обедаю в компании живых мертвецов. Пока еще живых… О чем точно знаю… Надгробным камнем на братской могиле которых в моем времени является обгоревший корпус броненосца «Князь Суворовъ»… Где-то на дне, между островами Цусима и Хонсю. Через несколько часов после первого выстрела по кораблям под флагом восходящего солнца…